— Давай! Толкай ее, падлу! — заверещал он. Андрей напрягся и толкнул изо всех сил, ощущая, как туго поддается дрезина. Старик подбадривал по-бригадирски:
— Толкай ужо, грибник!
Андрей толкнул еще раз, и мотор взревел, залаял, сопровождаемый высоким, нервным лаем пестрого пса. Дрезина тронулась с места.
— Прыгай сюды!
Старик протянул руку, и Андрей ухватился за нее, ощутив горячую дубленую кожу.
— Вот тута держись, — старик дружелюбно осклабился, — за капитанский, так скать, мостик. Только я буду капитан а ты, стало быть, боцман или шо?
— Ну да, ну да, — в тон ему ответил Андрей и неожиданно расхохотался.
Дед уставился на него с подозрением, но через секунду тоже рассмеялся. С дивана им вторил спящий пес.
Ухмыляясь во весь рот, Андрей крепко ухватился за металлический поручень и подставил лицо теплому летнему ветру.
6
Оставленный далеко позади остов локомотива внезапно со скрежетом просел на ржавых колесах. Разбитые фары глазами слепца на мертвом лице равнодушно взирали на руины потерянного города.
Металл пошел рябью, и фары моргнули.
Глава 2
1
— Я вот в старые добрые, может, и БАМ хотел строить, ан нет. Нет, говорят, сиди, Лютик, в Нерушанском, работай путевым. А что, как по мне, и путевым можно, если жизнь диктует… — старик говорил быстро, нервно, словно Андрей был первым встретившимся ему человеком на безлюдной планете, и ему не терпелось рассказать незнакомцу как можно больше, выговориться, компенсируя годы молчания. Пес, положив голову ему на колено, то и дело улыбался и даже кивал, не открывая глаз.
— …И, так скать, начинает подкатывать к ней… А я ему: «Филиппыч! Денис Филиппыч!»
Слушай… а ты что вообще здесь забыл? Я так подумал, в окрестных лесах окромя древесных грибов-то и нет ничего. Даже этих… шампиньонов нет. Отродясь не водилось. А вот болота, топи там, этого добра тута по горло, — он провел рукой чуть пониже выпирающего кадыка.
— Я, собственно… Не совсем по грибам. Я… — Андрей помедлил, — … был в гостях.
— У волка в гостях? — хихикнул Лютик, — что ты мне, парень, трешь? Ты на себя-то посмотри! На тебе борода недельная и майка той же давности. В таком виде только к волку!
— А может и к волку, — буркнул Андрей. — В городе я был. У жены… бывшей… Ну… и не рассчитал. Выпили мы с нею… — он понял, что на автомате копирует простоватый Лютиковский говорок, но не стал исправляться. Так понятней будет. — Потом… как-то само все пошло, вот и остался я у нее на ночь. Сожитель… ейный… — он едва сдержал готовый вырваться на волю смех, — …стало быть… дальнобойщик. Фуры гоняет в Финляндию. Я ж ни сном ни духом, что он заявится… Пришлось, в чем был… и по путям, по путям…
Старик слушал его внимательно, раскрыв рот.
— В городе, значит, — медленно, смакуя слово «город», произнес он. — Ну да, ну да… Только я тебе вот что скажу, мил человек. Расскажи ты эту байку в тридцать седьмом, при батюшке Сталине, и мой папашка, он тоже обходчиком был, хоть и немец, тебя бы отвез прямо в НКВД. Поелику, — он поднял вверх не очень чистый указательный палец, и собака, истолковав это движение по-своему, коротко и злобно гавкнула. — Нету здесь никакого города поблизости, окромя Нерушанского, а это в другую сторону, вот куда мы едем. А там, — он снова ткнул пальцем, на сей раз в Андрея, — и вовсе ничего нет. И не было никогда.
Андрей невольно оглянулся.
За его спиной весело убегали в туманную дымку ржавые древние рельсы.
— Погодите, — не выдержал он, — но вы же сами…Там… депо…
— Депо — не город, — резонно заметил Лютик, — там кладбище… — он помолчал, — … поездов. Вот уж сто лет как. А селиться негде. Земля… кислая. Ничего не растет. Гниль одна. И топи кругом. Были волки, да все вывелись, а змей полно. Вот и не живет никто. Как Союз-то распался, там коммерсы эту… лесопилку обустроили. Мол, дерева кругом полно — и все ничейное. То есть номинально все области принадлежит, но кому какое дело было в девяностых-то. Вот только не пошел у них бизнес. — Он замолчал и с каким-то мрачным упорством принялся чесать пса за ухом.
— А… почему не пошел?
— Ты это… парень… Выпить хочешь? Ты не подумай, я не то чтобы алкаш… Хотя, может и алкаш. Батя мой алкашом был, не дай боже. И ничего, жил себе, как люди живут.
Он порылся в недрах древнего плаща и извлек блестящую флягу с полустершимся гербом Советского Союза. Открыл ее, зачем-то понюхал, поморщился и, приложившись, забулькал, дергая кадыком.
— Накось, держи. Так скать, виски первосортный. Сам гнал. За качество отвечаю.
Андрей, не задумываясь, принял флягу и сделал большой глоток.
В горле полыхнуло огнем; перед глазами заплясали веселые черно-белые мухи, и он упал бы, если бы предусмотрительный Лютик, вдруг оказавшись на ногах, не поддержал его за плечо.
— Ну-ка, присядь на мое место. Вот тута у Щенка. Знакомься, Щенок, это Андрей, — он усадил Андрея на продавленный диван, и древний Щенок, улыбнувшись, ткнул в него лапой, мол, прорвемся, старик!
— Вы что мне напалм дали?
— Напалм не напалм, но горит. А я тебе так скажу. Все, что горит — натурпродукт.
— Бензин тоже горит, — поморщился Андрей и неожиданно раскатисто рыгнул, с удивлением отметив, что пламя из глотки при этом не вырвалось.
— Так я и говорю. Натурпродукт. Бензин из чего делают? — из нефти. А нефть это что?
— Это…
— Трупы это. Так жизнь на планете и держится. На смерти. Вечный баланс, — он сделал еще один глоток и крякнул, — а коммерсы эти не учли, так скать, конъюнктуру рынка. О, как! Приехали конкуренты оспаривать территорию. И положили они друг друга ряд в ряд. Так что один только остался пацаненок совсем молоденький. Лет восемнадцать ему было. И тот с дырой в животе, что твой рот открытый. Мы, когда приехали… Выстрелы здеся далеко слышно, а охоты уже тогда не было толком, он там лежал на спине и пытался все… О, сука… Он пытался кишки свои собрать, понимаешь, турист, а перевернуться не мог, боялся, что растеряет то, что… то что… собрал уже. В общем, померли все. Участковый приезжал, следаки были. А потом там их и закопали. Подогнали трактор с ковшом. И все.
Он посмотрел на Андрея, и в глазах его отражалась какая-то совсем уж собачья тоска.
— Так что… не хочешь говорить, не надо. А врать не любо: я тебе помог.
— Вы меня простите, — после недолгого молчания пробормотал Андрей, — я не знаю, что вам сказать. Скажу правду, вы мне все равно не поверите. А соврать… — он улыбнулся, — ну, так я же пытался…
— Ничего не говори. Смотрю на тебя и Афган вспоминаю. Я тогда уже не в призывном был. Мог и не пойти, и ничче. Сам пошел, дурак. И служилось хорошо. И кормили вкусно. И спал на мягком. Так, думал, и пройдет все мимо. Ан нет… — он отвернулся, — не прошло под конец. Меня… краем только смерть зацепила, а вот когда домой ехал, со мной двое были. Пацаны, сосунки. А в глаза посмотришь, и жуть накатывает. Нету там ничего — пустота. Один обожженный чутка был. И я тогда подумал, что… ему душу выжгло.
