4
Оглядевшись вокруг, он не заметил видимых отличий от того места, где находился, пока Паша не подобрал его. Пожав плечами, побрел вперед, чувствуя, что дорога действительно идет в гору. Пройдя метров сто, остановился, с удивлением понимая, что запыхался так, словно был на большой высоте, где каждый шаг дается с трудом. Одновременно он понял, что действительно бывал в горах и знаком не понаслышке с разреженным воздухом высот. Упрямо хмыкнув, он продолжил путь и через метров сто, запыхавшись, вынужден был снова передохнуть.
— Вот же черт, — произнес он вслух. Не хватало только сердечного приступа в этой глуши.
Он упорно продолжал подъем: дорога теперь пошла резко вверх. Еще через пять минут он почувствовал, как усталость его достигла предела; ему казалось, что, несмотря на тяжелое и частое дыханье, в легкие почти не поступает воздух; ноги налились свинцом, перед глазами плясали блестящие мушки.
Еще несколько шагов — и все вдруг прошло, как рукой сняло.
Не удивляясь более, Андрей продолжал идти и буквально через минуту понял, что достиг вершины холма. За нею дорога резко уходила вправо, оставляя слева все те же бескрайние поля.
Прямо перед ним, буквально метрах в двадцати, подсвеченное несколькими тусклыми фонарями, располагалось приземистое двухэтажное здание с огромными окнами, занимающими почти весь фасад. На парапете, отделяющем первый этаж от второго, расположились черные в неверном свете фонарей буквы, складывающиеся в слово «АВ…ОВОКЗАЛ». Буква «Т» трупом лежала на асфальте перед полуоткрытыми входными дверьми, за которыми угадывался истерически ярко освещенный зал ожидания.
Широкий паркинг перед зданием был абсолютно пуст. Дорожное полотно разветвлялось и опоясывало автовокзал; справа дорога оканчивалась еще одним паркингом, на котором скрытые полутьмой были расположены в ряд немногочисленные бочкообразные древние автобусы. Слева шоссе немного сужалось и упиралось в перпендикулярно идущую дорогу, по обе стороны которой стояли темные, неосвещенные пятиэтажки в окружении сбросивших листву деревьев.
Андрей замер, не веря своим глазам. Он просто не мог не заметить крыш домов, света фонарей, сухих деревьев, многие из которых росли вровень с пятиэтажками.
Но он их не видел. Он не видел ровным счетом ничего, кроме шоссе, что, казалось, уходило прямо в небо, все то время, что он карабкался на пригорок. Он оглянулся, подсознательно ожидая увидеть крутой склон, — это послужило бы пусть и ненадежным, но все же — объяснением.
Дорога за его спиной полого уходила вниз. По всем законам оптики и здравого смысла он должен был заметить и автовокзал, и город еще несколько минут тому. Складывалось впечатление, что они были сотканы из теней в тот момент, когда он оказался наверху склона, запыхавшись так, словно проделал многочасовой путь в верхогорье.
Что за чертовщина? Он с трудом подавил желание протереть глаза, понимая, что город и автовокзал — вот они(!) — настолько материальны, насколько материальным может быть камень и бетон. Их реальность не вызывала сомнений, и все же он был уверен, он готов был поклясться, что минуту назад на их месте была лишь…тьма.
Город, открывшийся ему, оказался весьма странным. Не было видно положенных любому населенному пункту предместий, пригородных строений, автозаправок, СТО, чертовых стихийных рынков, в конце концов. Здания начинались сразу за автовокзалом, черными монолитами бросая вызов логике. Не было слышно звуков, сопровождающих жизнь человеческого муравейника: автомобильных моторов, шуршащих по асфальту шин, резких и требовательных клаксонов; далеких человеческих голосов; тихого и практически незаметного гудения, обозначающего бег электрического тока по проводам, — непреложных признаков жизни. Город стоял черный и мертвый. И черные мертвые деревья о чем-то просили у неба, вздымая руки-ветви навстречу небесной тьме.
Окруженный давящей тишиной и темнотой, он почувствовал сильное желание как можно быстрее зайти внутрь, благо зал ожидания был освещен. Уж коль там горит свет, то должны быть и люди. В конце концов, ночь только-только вступала в свои права — далеко на горизонте он все еще видел тонкую светло-серую полосу.
Андрей поспешил к зданию. Подойдя поближе, замедлил шаги и не без интереса посмотрел на стоянку автобусов по правую сторону от себя. Даже на сравнительно небольшом расстоянии ему сложно было разглядеть детали, однако он внезапно преисполнился уверенности, что несколько стоящих в ряд авто скорее находятся на вечном приколе, нежели пригодны для путешествия. Он сделал еще несколько шагов вперед и озадаченно присвистнул.
Ближайший к нему автобус, еле-еле освещенный фонарем, проржавел до дыр. Кое-где в рваные, напоминающие следы от пулеметной очереди отверстия, можно было с легкостью просунуть руку. Все без исключения стекла были выбиты. Крышка капота была вырвана с корнем и валялась неподалеку. Внутренности мотора напоминали клубок мертвых червей, застывших в причудливом танце смерти. Обе фары были разбиты — автобус слепо таращился на Андрея почти с человеческим выражением недоумения и обиды, навеки застывшим в ржавом металле.
Двери были открыты… Не просто открыты, но варварским образом выломаны и висели, чуть покачиваясь на полусгнивших креплениях.
Колеса многострадальной машины почти вросли в землю — резина расплавилась и растеклась вокруг дисков.
Андрей испытал сложную гамму чувств: недоумение, страх и… несомненно, любопытство. Ему захотелось проинспектировать салон изуродованного авто, и он с трудом сдержался, прекрасно отдавая себе отчет в том, что ничего существенно нового не увидит.
Прочие автобусы угадывались в тенях, но отчего-то он был уверен, что их состояние так же плачевно.
Андрей попятился и, споткнувшись о какую-то металлическую болванку, полускрытую в сухой траве, чуть не упал. Чудом сохранив равновесие, повернулся кругом и быстрым шагом проследовал к входу в здание.
Подойдя вплотную, он отчего-то остановился. За стеклянными дверями открывался вид на большой, хорошо освещенный зал с несколькими рядами красных пластиковых кресел. На одном из них, находящемся неподалеку от входа, лежало что-то, напоминающее меховую шапку.
Отбросив сомнения, он зашел внутрь.
Его шаги отразились от стен неожиданно гулким эхом. То, что он принял за шапку, оказалось облезлым серым котом, недоуменно приоткрывшим один глаз и уставившимся на Андрея с той оскорбительной надменностью, на которую способны только коты. Уверившись в том, что пришелец безобиден, кот потерял к Андрею всяческий интерес и мгновенно заснул, положив голову под лапу и снова обретя сходство с чьей-то забытой старой шапкой.
Андрей огляделся. По краям зала располагались стеклянные витрины касс, ларьков, торгующих газетами и журналами; он также заметил одно аптечное окошко и одну броскую вывеску над наглухо забранным ролетами проемом: «Великолепная выпечка Аси!» Все без исключения магазинчики и ларьки были закрыты. Кассы, казалось, тоже не работали, во всяком случае, он не увидел ни одного сотрудника за стеклянными витринами.
