4
Кирилл повернулся к окну, за которым все так же, сливаясь с бесконечной темнотой, проносились деревья.
— Если бы ты мог… — он улыбнулся своему призрачному отражению, сквозь которое видел тьму, — ты бы давно уже вылез сам, верно?
В ответ — тишина. Живот горел, неистово пульсируя.
— Но ты… не можешь… Ты… не можешь сам!
Он закричал и ударил кулаком по стеклу, ожидая, что разобьет его. Стекло выдержало. По руке растеклась тупая, сильная боль, и боль эта каким-то магическим образом на мгновение заставила другую боль отступить, очистила разум. Лишь на мгновение, но и этого было достаточно.
За его спиной открылась дверь служебного купе. В проеме появилось испуганное толстое лицо проводницы.
— Что тут происходит? — взвизгнула она.
Кирилл повернулся к ней, и женщина попятилась, забыв запереть дверь.
— Поэтому я должен себя убить? — спросил он и сделал шаг по направлению к купе, — разбить сосуд, верно? — он сделал еще шаг и теперь отчетливо видел проводницу, отступившую к столику и сверлящую его черными дырами глаз. Ее лицо напомнило лицо продавщицы из продуктового магазина в Городе. Быть может, в одном из бесконечных миров она и была этой продавщицей, кто знает…
Женщина, должно быть, посчитав, что вопрос адресован ей, тихонько завыла и мелко-мелко затрясла головой. Ее руки непроизвольно потянулись к лицу, рот растянулся в уродливой клоунской гримасе.
— Да? Этого ты хочешь? — теперь Кирилл кричал, стараясь заглушить жуткую боль, сопровождающую постоянные толчки в животе. Там, в глубине его тела, нечто вопило в ответ.
— УБЕЙ СЕБЯ! — исходила воплем тварь, — УБЕЙ СЕБЯ И ЭТУ СУКУ!!! ЗАБЕРИ ЕЕ С СОБОЙ!!! ПРИКОНЧИ ВСЕХ, ВСЕХ В ЭТОМ СРАНОМ ВАГОНЕ!!!
Он и впрямь ощущал сильное желание броситься на проводницу, ухватить ее прямо за рыхлые щеки и бить головой об окно до тех пор, пока она не станет мягкой, как полежавшая на ярком солнце тыква.
Ему хотелось убивать. Рвать теплые, никчемные тела сонных пассажиров на куски. И одновременно с этим хотелось впиться пальцами себе в живот. Расцарапать тугую резиновую кожу и вырвать демона, поселившегося в нем, вместе с кишками.
Он остановился, раздираемый противоречивыми, но такими непреодолимыми желаниями. Этого мгновения было достаточно — проводница с тихим мышиным писком бросилась вперед и попыталась проскочить мимо него. Кирилл ухватил ее поперек тела и неловко, но сильно толкнул назад, в последний момент уменьшив силу толчка настолько, насколько это было возможно. Женщина ударилась спиной о стол и сползла на пол, нелепо расставив ноги так, что он увидел белые простые трусы.
— Н-не… надо… — запищала она.
Кирилл посмотрел на нее, словно увидел впервые. В мозгу его продолжал бушевать Легион.
— Как далеко до Ташлинска? — отчеканивая каждую букву, спросил он.
Проводница уставилась на него тупым взглядом.
— Как далеко до Ташлинска? — переспросил он, стараясь не повышать голос. (УБЕЙ ЭТУ МРАЗЬ!)
— Ну… я не… Час, да, точно, час, должно быть… Не нужно мне делать больно, пожалуйстааааа! — женщина завыла, засучила ногами, от чего ее форменная юбка подтянулась еще выше.
— Я вас не трону! (ПРИКОНЧИ ЕЕ!!! ВЫРВИ ЕЙ ГЛОТКУ! А ПОТОМ РАЗБЕЙ СЕБЕ ГОЛОВУ ОБ УГОЛ СТОЛА, ТЫ, ЖАЛКИЙ ПИДАР!)
— Не трону… — мысль о том, что он привезет в миллионный город… это, показалась ему чудовищной, — есть… будут еще остановки до Ташлинска? Полустанки, я не знаю, деревни какие?
— Тут… ничего нет… — в голосе проводницы продолжал звучать ужас, но она, похоже, справилась с истерикой и теперь говорила почти спокойно, — с год тому еще останавливались в… ну, как ее… в Строговке, но там никого не осталось.
— Никого? — переспросил Кирилл. Теперь спазмы сотрясали брюшину постоянно. Существо стремилось вырваться, но видимо… не могло этого сделать, пока он жив. «Правила» — так сказал демон. Всегда есть правила. От боли и напряжения он сжал кулаки так, что ногти впились в нежную плоть ладоней. Тварь беспрестанно вопила внутри, но теперь в ее голосе проскальзывали истеричные нотки. Некоторые слова он не понимал, они звучали знакомо, но смысл ускользал от него.
— Ну… может, пара старух осталась, я не знаю… Нет, похоже в-в-се уехали. — она говорила, захлебываясь, срываясь на икоту. — Мертвая… деревня.
— Мертвая… — повторил он. Слово прозвучало подобно музыке.
— И когда… когда проезжаем?
Проводница помедлила с ответом.
— Да вот уже должны проехать, — выпалила она. В глазах ее горел животный ужас. Кирилл опустил глаза и увидел, как вспучивается ткань на его животе. Боль… была настолько сильной, что перестала быть болью — он воспринимал ее скорее как живое, злобное существо, сеющее хаос в теле.
— Только мы не останавливаемся там! — взвизгнула проводница.
— Это не важно… — он знал, что нужно делать. Протиснувшись между раскидавшей ноги женщиной и нижней полкой (НУ ЖЕ, СКРУТИ ЕЙ ГОЛОВУ, ЭТОЙ КУРИЦЕ!!!), он подошел вплотную к окну, за которым была все та же тьма. Примерился… и ударил по нему кулаком, постаравшись вложить в этот удар всю ненависть, весь свой ужас. Рука отозвалась тупой вспышкой, боль мгновенно распространилась до локтя, но стекло выдержало.
— Что у вас тут есть, чтобы стекло разбить? — ему с трудом удавалось формулировать фразы.
Проводница посмотрела на него без всякого выражения на тестообразном лице и снова начала мелко трясти головой.
Кирилл присел на корточки так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами женщины.
— Послушайте… Я должен разбить стекло… — он говорил медленно, выделяя каждое слово. — …Если я не сделаю этого, то, боюсь, убью вас, просто оторву вам голову, вырву ноги… а потом и себя. Поэтому, — он выдавил из себя улыбку, и женщина запищала, до того страшной была эта улыбка, — мне нужно помочь. У вас… есть… что-то… — он скосил глаза в направлении ее взгляда и увидел кулек, стоящий прямо на столе. Как же он сразу не заметил его?..
— Ну вот… — он встал и ухватился за кулек, раскрыл его. Внутри была бутылка шампанского или быть может игристого вина, в полутьме сложно разобрать. Это было не важно. Бутылка была… тяжелой и могла подойти для того… для того, чтобы… ПРОБИТЬ ГНИЛУЮ ТЫКВУ ЭТОЙ МРАЗИМРАЗИМРАЗИМРАЗИМРАЗИ!
Он ухватился за горлышко с рычаньем. Страшная улыбка превратилась в оскал, и тварь внутри него возликовала. Занес бутылку над головой — картины, одна заманчивее другой, проносились перед его глазами, боль в животе внезапно стихла, и…
…швырнул в окно.
Стекло разлетелось, брызнуло мельчайшими осколками ему в лицо, но он едва заметил эту боль, будучи целиком поглощенный болью в животе, вспыхнувшей снова подобно пожару. Не прислушиваясь к жуткому вою в голове, Кирилл вскочил на стол и с короткого разбега прыгнул прямо в проем.
