Полевые исследования Томпсона многое нам рассказали о неиссякаемой энергии ассирийских монархов. Изучая письменные источники, Си Ти всегда учитывал топографию района. Он понял, что водный путь Тебилту, постоянно упоминающийся в ассирийских анналах, почти наверняка был каналом, так как его не могли отождествить ни с одной рекой естественного происхождения. Судя по всему, этот канал, несколько раз менявший курс, отводился сквозь одни из ворот Ассирии. Как следует из источников, во время половодья его бушующие воды грозились разрушить один из ассирийских дворцов. Ни одна из современных естественных рек не может похвастаться чем-то подобным. Интерес Томпсона к топографии также вдохновил его на поиски четырнадцати или пятнадцати ворот, согласно письменным источникам, позволявших войти в Ниневию, и хотя не все его выводы были верны, исследования Томпсона существенно пролили свет на этот аспект топографии города. Пусть некоторые заключения Кэмпбелла Томпсона не подтвердились, он тем не менее вдохновил иракский отдел древностей продолжать раскопки ворот. Некоторые из них были блестяще обнаружены Тариком эль Мадхлумом, полностью раскопаны и восстановлены. Сейчас они выглядят впечатляюще. Открытие же величественной дамбы навсегда останется достижением Кэмпбелла Томпсона.
Как я уже объяснил, основное занятие Кэмпбелла Томпсона в Ниневии — ярко освещавшаяся охота за табличками, и год за годом он существенно пополнял соответствующие коллекции. Один из документов представляет, на мой взгляд, исключительный интерес: Си Ти обнаружил редчайший исторический текст, относящийся ко времени царствования Ашшур-убаллита, к 1386–1369 годам до н. э., где, судя по всему, рассказывается о том, как собственные войска царя силой заставили его вступить в битву с одним из касситских царей и врагов Ассирии, Каштилиашем. В этом сложнейшем тексте предпринята попытка описать ход битвы и рассказать о структуре ассирийской армии. Другим важным дополнением к нашим историческим знаниям стал отрывок из длинного текста, написанного Ашшурбанипалом, где упоминался старший Кир, то есть Кир I. О нём раньше мы не знали ровным счётом ничего. Он упомянут как вассал ассирийского царя, которому он отдал в Ниневию в качестве заложника собственного сына Арукку — имя звучит почти как «Эрик». Кэмпбелл Томпсон в тот момент не понял, что обнаружил нового мидийского монарха, пока это ему не объяснил Г. Р. Драйвер
[48].
На мой же взгляд, самым замечательным открытием Кэмпбелла Томпсона стало открытие, которому он не придал большого значения и почему-то уделил всего несколько строк в своих публикациях, снабдив рассказ совершенно невразумительной фотографией. Я говорю о великолепной бронзовой голове в натуральную величину, ставшей теперь одним из прекраснейших, если не самым прекрасным, экспонатов Багдадского музея. Это совершенно изумительная голова бедуинского шейха, и в одном из выпусков «Ирака» я рискнул назвать его Саргоном, основателем знаменитой династии Аккаде. Саргон взошёл на трон вскоре после 2400 года до н. э. Замечательная голова отлита из бронзы, вероятно по выплавляемой модели, и изображает мужчину с запоминающимися семитскими чертами лица, с густой бородой и замысловатой причёской, напоминающей золотые парики из Ура. Я сделал вывод, что голова изображала Саргона, так как было известно, что его сын Маништушу на территории, прилегающей к храму Иштар, возвёл здание под названием Э-ме-ну-э, простоявшее вплоть до самого последнего из ассирийских царей. Так как это здание — единственная достойная внимания постройка, относящаяся к тому периоду, когда, скорее всего, отлили голову, я полагаю, что голову установил сын в память о прославленном отце. Кстати, Саргону также уделили достойное внимание в ассирийских анналах, а в музее Турина находится замечательная каменная голова, высеченная во времена Ассирии и, вероятно, сделанная по образцу нашей находки. У этой бронзовой головы есть одна особенность — раздвоенная борода, отличающая её от портрета Нарам-Сина, внука Саргона Аккадского, всегда изображавшегося с бородой клинышком. Я считаю это дополнительным аргументом за то, что наша голова изображает основателя династии.
Я никогда не мог понять, почему Си Ти, вовсе не чуждый искусства, был столь несправедлив к этой прекрасной голове. Думаю, в глубине души он опасался, что если его заподозрят в поисках чего-либо, кроме письменных источников, то тогдашний директор по древностям может передумать и не отдать ему все эпиграфические находки, а на них Си Ти, по собственному мнению, имел полное право.
Хотя меня очень интересовали, даже завораживали находки, сделанные Кэмпбеллом Томпсоном на Куюнджике, моей основной задачей во время нашего совместного сезона являлось руководство созданием порученного мне глубокого шурфа. Кэмпбелл Томпсон не очень интересовался доисторическими временами, но много раз слышал о невероятно интересных открытиях, сделанных в Вавилонии: в Уре халдеев, Кише, Варке и других городах — и показавших, насколько далеко в прошлое уходит история Месопотамии. Поэтому он решил, что настолько же важно исследовать всё находящееся под руинами Ассирии, вплоть до нетронутого грунта.
Мы выбрали участок на самой высокой точке холма, и Си Ти был уверен: нам не придётся копать на слишком большую глубину. Он твёрдо верил, что Ниневию построили на обнажении песчаника или обломочной породы и нам нужно углубиться максимум на сорок футов. Зная, как неохотно Си Ти тратит деньги на доисторические раскопки, я решительно поддержал его в этой мысли, хотя у меня и имелись некоторые сомнения. Понимая, что нам, возможно, предстоит копать на значительную глубину, мы начали работу на участке, имеющем не менее семидесяти пяти футов в длину и пятидесяти футов в ширину: очевидно, что по мере углубления шурфа его площадь будет уменьшаться. Действительно, к тому моменту, как мы закончили работу, шурф представлял собой крошечную комнатку примерно двенадцать на двенадцать футов.
Мы довольно быстро достигли нижней границы ассирийских слоёв, находившейся примерно в четырнадцати футах от поверхности земли. Все развалины ниже этой глубины относились к доисторическому периоду. Вскоре мы добрались до слоя, который датировали приблизительно 3000 годом до н. э. День ото дня шурф становился глубже, а его стены сходились. Си Ти начал меня спрашивать с беспокойством, когда закончится это опасное мероприятие. Я заверил его, что осталось потерпеть ещё несколько дней, и мы продолжили копать до глубины в тридцать, тридцать пять, сорок, пятьдесят футов. Конца руинам не предвиделось, напротив, глиняных черепков встречалось всё больше и больше.
Раскопки продолжались уже несколько недель, и Кэмпбелл Томпсон завёл речь о прекращении работы. Мне пришлось воззвать к его скупости и расчётливости и сказать, что, если мы остановимся сейчас, не дойдя до нетронутого грунта, все уже потраченные на раскопку деньги будут выброшены на ветер и мероприятие станет напрасным расточительством. Мои доводы подействовали, и мы продолжали спускаться в недра земли. Работа стала действительно опасной, так как рабочие вели себя крайне неосторожно. Просто удивительно, что мы обошлись без несчастных случаев. Разумеется, первые тридцать или сорок футов шурфа мы копали под наклоном, во избежание гибели от падения какого-нибудь выступа. Некоторые слои легко разрушались, и, думаю, если бы у меня имелся некоторый инженерный опыт или если бы я был постарше и порассудительней, наше опасно выглядевшее мероприятие внушало бы нам серьёзнейшие сомнения. На самом же деле огромная масса возвышающегося грунта, давящая со всех сторон, делала склон шурфа прочным, словно камень, и так как мы позаботились о том, чтобы не оставалось никаких выступов, работа была относительно безопасной, разве что сами рабочие никак не соблюдали осторожность и то и дело перепрыгивали через яму по краям.
