В восточной части поселения нам посчастливилось найти кладбище убейдского периода. В могилах мы нашли полным-полно керамики, причём очень красивой. Джон Роуз одобрил разреженное и лаконичное оформление убейдской посуды и решил, что эта керамика красивей, чем халафская, с её мелким и, наверное, чересчур перегруженным орнаментом. Возможно, он был в чём-то прав, но выделка и обжиг убейдской керамики отличались гораздо большей грубостью, и в этом смысле она совершенно не могла соперничать с более древней халафской. И всё же некоторые миниатюрные рисунки своей красивой выделкой радовали глаз. Некоторые чаши размером покрупнее лаконично украшала изнутри широкая кайма, крупный опоясывающий узор. Этот странный и привлекательный орнамент не встречался мне больше нигде.
Думаю, здесь не стоит описывать керамику: о ней подробно и с иллюстрациями рассказывается во многих справочниках, в том числе в моей исходной статье в журнале «Ирак», — но есть один сосуд, мне всегда казавшийся крайне интересным. Это чаша, по внешней стороне которой проходит рисунок, по всей вероятности, изображающий три сшитых ленты треугольной формы, чьи концы прикреплены к кольцу в основании чаши, почти наверняка имитирующему металлическое. Подобный орнамент наводил на мысль — и совершенно справедливую, как мы знаем теперь, благодаря более поздним находкам, — что в то время уже использовался металл.
Интересно, но из сорока пяти могил убейдского периода ни одна не перекрывала другую. Создавалось впечатление, что все захоронения сделали, пока ещё жила память о самом первом. Предполагаю, что изначально изголовье могилы отмечалось чем-то вроде надгробного камня из дерева, давно истлевшего.
Нам попалось не так много предметов небольшого размера, с уверенностью приписываемых к убейдскому периоду, но некоторые бусины и амулеты являлись очень важными находками, так как однозначно указывали на эту эпоху — в первую очередь очень необычные резные бусины и терракотовые печати, предназначавшиеся, по моему предположению, для нанесения рисунка на ткань. Я уже упоминал, что тогда начинал использоваться металл. Он был представлен отлитым из меди плоским топором того редкого типа, который также встречается в Сузах, в Иране.
Под четырьмя верхними слоями убейдских жилищ мы нашли не меньше одиннадцати более ранних поселений, по большей части принадлежащих так называемому халафскому периоду. Пятый слой сверху, ТТ5, являлся, скорее всего, переходным, но из остальных десяти самый молодой относился примерно к 5000 году до н. э. Здесь мы обнаружили замечательные архитектурные памятники, не имевшие подобия в данной части мира. Это были круглые в основании здания на каменном фундаменте — толосы
[54], сводчатые постройки, общим количеством десять. Самые древние представляли собой круглые комнаты, построенные из pisé, то есть прессованной глины, но со временем постройки становились больше и архитектура их усложнялась. Самое внушительное — большое северное здание в седьмом слое, ТТ7: его круглая комната имела тридцать один фут в диаметре и десять метров в высоту, а вход осуществлялся через длинный вестибюль, так называемый дромос, шестидесяти футов в длину. В семи зданиях прекрасно сохранились каменные фундаменты, сложенные из крупных речных валунов, гальки, конгломерата и песчаника. Ни разу строители более поздних зданий не решились сдвинуть или разрушить старые фундаменты, хотя камня в этих местах было не достать. Можно сделать вывод, что к фундаментам относились с почтением и сохраняли их сознательно, а сами здания считались священными.
Почтительное отношение к фундаментам, признаки которого мы заметили в слоях, относящихся к 5-му или 6-му тысячелетию до н. э., отражает обычай, всё ещё соблюдавшийся в Шумере более чем две тысячи лет спустя. Мы не сомневались, что эти мощные здания служили святилищами: вокруг главного из них были устроены захоронения, вплотную примыкающие к стенам. В могилах в изобилии встречалась керамика. Очевидно, это было самое престижное и священное место для захоронения. Несомненно, святилища хорошо защищались и в трудные времена могли использоваться как крепости. Все ценные вещи в поселении, скорее всего, заботливо хранились там же. Впрочем, все сделанные внутри находки указывают на то, что Халаф можно считать мирным периодом. Оружие встречалось редко, а то, что встречалось, отличалось крайней примитивностью: несколько булав, стрелы и пули для пращи были самыми угрожающими артефактами того времени. Реконструировать эти здания можно различными способами, и наш архитектор Джон Роуз начертил несколько вариантов. Весьма вероятно, что вестибюль покрывала крыша — возможно, даже сводчатая. Важная особенность этих построек заключается в том, что они, за единственным исключением, были отдельно стоящими и, в отличие от микенских толосов, возвышались над землёй. Должно быть, они являются доисторическими предшественниками сводчатых домов в деревнях Северной Сирии, сохранявшихся в этой первозданной земледельческой стране до недавних времён.
Если эти красивые постройки со сводчатыми крышами действительно являются святилищами, то кому они посвящались? Я думаю, мы знаем ответ на этот вопрос, потому что во многих из них мы нашли многочисленные статуэтки — в основном глиняные, но присутствовали и несколько каменных, называемых «богиня-мать». Речь шла о статуэтках женщин, часто с висящей грудью. Одни изображались обнажёнными, другие облачёнными в изысканные одежды, пояса, перевязи, при этом грудь была обнажена. Некоторые раскрашивали в духе халафской керамики. Хоть мы и называли такие статуэтки «богиня-мать», они, возможно, не изображали саму богиню-мать, а были сделаны в её честь женщинами, надеявшимися на поддержку богини в процессе родов. Некоторые фигурки изображали женщин в возрасте, другие — совсем юных девушек. Вместе они составляли интересное собрание. Также примечательно, что некоторые из них представляли собой очень простые изделия из глины, в которых едва можно было угадать женщину, но груди и другие половые признаки всегда ясно различались. Самой выдающейся частью тела были массивные ягодицы, связанные в первобытном сознании с успешным родоразрешением. Несколько женщин изображались сидящими на корточках, в естественном в примитивных культурах положении для родов. Эти фигурки истолковывались по-разному, но самой правдоподобной мне кажется версия, что в большинстве своём они создавались для ускорения процесса родов с помощью поддерживающей магии, а также служили амулетами, излечивающими женщин от бесплодия. Половые органы фигурок были не всегда, но часто преувеличены, что вместе с выступающим пупком намекало на скорые роды.
Некоторые из самых детально раскрашенных статуэток изображали женщин в плотно облегающих, возможно, даже просвечивающих ярко-красных платьях. Груди иногда выделялись пунктиром. Голова всегда представляла собой невнятный пенёк. Её явно опасались делать реалистичной, в соответствии с каким-либо табу или из страха за изображаемого человека. Похожие статуэтки находили также при раскопках толосов, в поселении Ярым-тепе в районе Синджара, где русская экспедиция обнаружила большое количество халафских погребений и жилищ
[55]. Интересно, что в Ярым-тепе внутри и вокруг толосов находили значительные следы огня, тогда как в Арпачии подобные следы были замечены только в одном отдельно стоящем толосе, в центральной части поселения их не было.
