Как я уже говорил, в долине Хабура мы сами подвергались небольшим вторжениям со стороны анатолийских холмов, и в большинстве деревень по ночам дежурили сторожа, чьей задачей было оповещать население в случае опасности. С вершины Телль-Брака открывался вид на далёкие багровые горы Джебель-Синджара, часть которых относится к Сирии, а часть — к Ираку, и, очевидно, когда-то город лежал на оживлённом международном тракте. Поблизости находилось озеро, которое римляне называли «Lacus Beberaci», и напрашивается предположение, что это значит «озеро Брак». Возможно, когда станет известно название древнего места, выяснится его происхождение от названия «Брак». Воды этого озера, довольно солёные, находились от нас не дальше, чем в дюжине миль, и по выходным мы часто ездили туда на пикник. Другим значительным элементом рельефа, хорошо просматривающимся с вершины холма, был потухший вулкан Джебель-Каукаб, прекративший извергаться задолго до того, как в этих местах появились первые жители.
Приехав в Брак, мы с Агатой поначалу поселились в высокой башне, выстроенной у входа в хан. Когда мы въехали, башня кишела летучими мышами, и нам приходилось тратить на битву с ними большую часть ночи. Сначала мы мучились одни, затем присоединились полковник Бёрн и Луис Осман. Они дежурили у нас через день, и им по очереди приходилось преодолевать нелёгкий путь длиной в двадцать миль из Шагара-Базара в Телль-Брак.
Нам очень повезло с новым жилищем: в Телль-Браке мы имели под рукой большой пустующий хан, или караван-сарай. Он прекрасно подходил для временного размещения экспедиции. Десять комнат, помещения для слуг, кухня — мы располагали всем необходимым для жизни, а вдобавок ещё и огромным внутренним двором, где могли разгружать грузовик и даже раскладывать свои черепки: места было вполне достаточно. Наверное, ещё нигде я не устраивался с таким размахом. С течением времени мы установили огромную деревянную дверь с двумя створками и ворота, и наша крепость была готова к обороне, закрытая решётками и запертая на засовы, как старинный замок. Уезжая с раскопа, мы составили всю свою мебель в две комнаты на одном конце караван-сарая, и я иногда гадаю, что стало с ней потом. В наши планы вмешалась война, поэтому мы так и не вернулись в Телль-Брак. Наверное, мебель всё ждёт нашего приезда где-нибудь в деревне и ещё может послужить какой-нибудь экспедиции, которой повезёт продолжать работу на этом величественном городище. Наше же прекрасное жилище, насколько я знаю, служит теперь полицейским участком.
Когда мы только начинали раскопки в Шагар-Базаре и Телль-Браке, мы с большим трудом могли добыть достаточно серебряных монет, чтобы хватило на зарплату рабочим в конце недели. Бумажные деньги здесь тогда ещё не ходили. Мне приходилось ездить за сорок километров в Камышлы и, так как в банке часто нельзя было получить серебро, отправляться с чеком на базар и обменивать его на требуемую сумму денег, обычно несколько сотен фунтов, у того, кто предложит лучший курс. Это мероприятие выглядело очень забавно: я шёл по улице, подняв чек высоко над головой, и выкрикивал сумму, необходимую мне в серебре. Через какое-то время я заканчивал торги, выбирая самое выгодное предложение. Творился какой-то кошмар. В тех краях пользовались меджиди, крупными серебряными монетами размером с колесо телеги — их реальная стоимость была больше номинальной, составлявшей около десятой части пенни, — а монетки меньшего достоинства назывались большими и маленькими «bargoudh», то есть большими и маленькими блошками. Всю эту массу денег требовалось пересчитать и ссыпать в два огромных чемодана, которые я затем доставлял домой на грузовике совершенно без охраны. По пути на меня ни разу никто не напал, хотя один раз выстрелили по машине. Я отвозил монеты в наш дом в Амуде и добрую часть ночи проводил в подсчётах, доставая их из чемодана и выкладывая прямо на постель жены. Помню, Агата однажды страшно возмутилась, когда я оставил её на двадцать минут, совершенно забыв про монеты. «Меня могли убить», — заявила она, когда я вернулся. К счастью, всё обошлось, и я нашёл жену живой.
Находки, которыми ознаменовались наши два с половиной сезона в Телль-Браке, представляли огромный интерес с точки зрения археологии, истории и искусства и полностью вознаградили нас за затраченные усилия. Помимо гор сокровищ, серебра и золота, вызывающих неизменный восторг археологов-любителей, мы обнаружили два больших здания. Одно построили не позднее 3000 года до н. э., другое — около 2300 года до н. э. Среди наших находок присутствовали архитектурные памятники, имевшие ключевое значение для археологии этого региона. Что касается исторических находок, нам посчастливилось найти несколько документов, хотя, к сожалению, название города до сих пор не обнаружено. Быть может, это случится в ближайшем будущем, потому что профессор Дэвид Отс собирается возобновить раскопки в 1976 году. Если говорить о конкретных памятниках, я бы в первую очередь отметил голову из известняка, относящуюся к периоду Джемдет-Наср и сделанную незадолго до 3000 года до н. э. Доктор Моортгат, один из ведущих немецких экспертов, назвал её образцовым произведением искусства. Он мог рассуждать об этой скульптуре бесконечно и превозносил её необыкновенную красоту. Некоторые из маленьких амулетов того же периода отличались изумительной красотой и тонкостью работы. Они тоже заняли достойное место среди исторических образцов мелких поделок из камня, подобно китайским изделиям из нефрита, хотя основными материалами для их изготовления стал мыльный камень и другие мягкие породы. Заслуживает внимания и другая удивительная находка — передняя часть алтаря, украшенная золотом, серебром, сланцем и известняком. Эта форма украшения типична для фасада храмов, но здесь её впервые нашли на своём месте. Две из панелей удалось полностью восстановить.
Рассказывая об архитектуре, нельзя обойти вниманием два очень важных здания. Одно из них — храм, который я назвал Храмом глаза. На нём я подробно остановлюсь ниже. Другой крупной находкой стал великолепный аккадский дворец, его мы назвали «Дворец Нарам-Сина». Нарам-Син был третьим по счёту царём после Саргона, основателя Аккада. Мы обнаружили этот величественный дворец на южной стороне западной половины Телль-Брака и удивились своему поразительному открытию: на то, чтобы восстановить планировку всего здания, у нас ушло чуть больше двух недель. Мы ориентировались на верхнюю часть оголённого фундамента — правда, кое в каких комнатах кладка ещё сохранилась, и стены поднимались на существенную высоту. Холм подвергся такой эрозии, что только в одной комнате сохранился пол.
План дома включал в себя четыре внутренних двора, причём площадь самого крупного составляла более сорока метров. По периметру дворов располагались складские помещения, предназначенные для хранения зерна. В здание вёл всего один вход, когда-то, по всей видимости, обрамлённый двумя башнями. Эта находка послужила подтверждением давно сложившемуся представлению, что влияние аккадских царей в Малой Азии охватывало огромные территории. Несомненно, наш дворец служил хорошо охраняемой крепостью, построенной, чтобы укрепить длинные линии связи между столицей Аккада, располагавшейся неподалёку от Вавилона, и дальними пределами империи, простиравшейся до самой Каппадокии в центре Малой Азии.
Последующие находки, сделанные итальянской экспедицией при раскопках крупного городища Эблы возле Алеппо, показали, что Нарам-Син стремился стать верховным владыкой Центральной Сирии. Судя по всему, во время своих военных походов он уничтожил этот город-государство, чьё влияние распространялось тогда на земли верхнего и среднего течения Евфрата.
