Наше знакомство с этой относительно неисследованной территорией было интересным, но отнюдь не безболезненным. Небольшой дом, где мы поселились, отличался комфортной обстановкой, но, увы, стоял на болоте. Я просыпался по утрам совершенно разбитый ревматизмом, и порой мне с трудом удавалось выбраться из походной кровати. В самой деревне, судя по всему, царила полная антисанитария. Вдоль главной улицы — или вдоль того, что можно было с натяжкой назвать главной улицей, — проходила основная сточная канава, и мы часто видели, как хозяйки моют в ней посуду. Однажды я попытался воззвать к их разуму, и они признались, что по деревне действительно постоянно бродят болезни, но как-то удаётся выживать. В общем, удалось и нам.
Нам очень повезло иметь доброго и покладистого помощника — повара Димитрия, сирийца родом из Антиохии или её окрестностей. Кормил он нас превосходно. Этого прекрасного человека донимали домашние проблемы. Следуя обычаю левирата, он содержал семью своего покойного брата, оставившего после себя жену и добрую дюжину детей. Другим ярким персонажем среди прислуги был наш старший бой, Субри. Субри, христианин, когда-то жил в Турции, но вынужденно её покинул, когда к власти пришёл Мустафа Кемаль. Человек дикий и необузданный, он часто спал с ножом в зубах. Обученный полковником Бёрном, Субри показал себя образцовым камердинером, дворецким и слугой, и я с большим удовольствием взял бы его в Англию. В Телль-Абьяде он как-то раз нарвался на неприятности, потому что склонил к побегу лучшую проститутку местного борделя и навлёк на себя гнев его хозяйки, по совместительству благочестивой христианки. Насколько я понял, из-за страстной влюблённости Субри хозяйка борделя лишилась своей самой ценной девушки, и мне пришлось пережить несколько неловких моментов, когда она явилась ко мне жаловаться на непристойное поведение моего слуги и требовать компенсацию. Агата великолепно описала наш разговор в романе «Расскажи мне, как живёшь», и я советую читателям обратиться к этой книге. Эта встреча потребовала от меня всей возможной находчивости, так как я не имел опыта в такого рода делах и не знал, как следует себя вести в подобной ситуации. В конце концов мне пришлось признать правоту хозяйки борделя. Я решил удержать необходимую сумму из зарплаты Субри и надеяться, что это отвратит его от дальнейшего посещения подобных заведений. Впрочем, больше всего мне запомнилась благочестивая набожность этой добродетельной христианки и невероятное достоинство, с которым она держала себя во время нашей беседы. Я неоднократно возвращался мыслями к данному эпизоду.
В Телль-Абьяде к нам присоединился мой добрый друг Джон Роуз. С ним мы работали в Уре и Арпачии, и я рекомендую читателю ознакомиться с его превосходными планами и зарисовками различных исследованных нами холмов. Джону приходилось работать в высоком темпе, но он мастерски зарисовал все поселения, которые мы успели посетить за шесть недель экспедиции. Его рисунки — в высшей степени информативные, понятные и выполненные в профессиональной манере — могут служить образцом подобной работы. Территория, ограниченная с запада Балихом, имеет форму параллелограмма, заключённого между двумя реками, Балихом и Евфратом. В северном её конце находится Харран, в южном — Ракка. Эта земля была известна римлянам как провинция Осроена, и соседствовала она с другой провинцией, Адиабеной, что значит «непроходимая» — земля, через которую нет пути. Действительно, пройти сквозь эти жуткие топи было непросто. Тем не менее эти земли привлекали выходцев из более развитых районов — вероятно, дикарей, не способных найти пристанище в более цивилизованных столичных городах. Это была исключительно богатая территория. Здесь были представлены практически все периоды, найденные нами восточнее, на Хабуре, а кроме того — богатейшее наследие эллинистических, римских и византийских руин, настоящая находка для медиевиста. Некоторые телли состояли исключительно из средневековых слоёв и при этом достигали впечатляющей высоты. Если бы в моём распоряжении имелись ещё две или три дополнительные жизни, я бы непременно их исследовал. Когда я думаю о том, сколько всего интересного для историка и археолога таится под землёй и над землёй, я замираю, заворожённый, и ясно сознаю, как ничтожен наш вклад в копилку знаний о прошлом по сравнению с огромным объёмом данных, которые ещё предстоит найти.
Вряд ли здесь уместно приводить подробные описания пяти исследованных нами теллей, поэтому я постараюсь рассказать о каждом в нескольких словах.
Первым был Телль-Асвад, лежащий примерно в пятнадцати километрах к югу от Телль-Абьяда на одном из рукавов Балиха. Телль-Асвад очень высок, он поднимается над уровнем равнины больше чем на двадцать метров, а площадь его основания около тридцати акров. Это невероятно древний холм: здесь мы нашли множество кремнёвых наконечников для стрел эпохи неолита, а также многочисленные следы халафской культуры и более ранние последовательности. На самой вершине этого замечательного телля нам повезло обнаружить руины небольшого доисторического храма. Храм состоял из длинной комнаты, судя по всему, его основного помещения, и смежной комнаты меньшего размера, на пороге которой лежал череп быка, магическая жертва в дверном проёме. Когда-то храм защищала плоская крыша из тростника и глины, утяжелённая гравием. Внутри и снаружи храма мы нашли кости животных, несомненно, одомашненных: свиней, овец, коз, быков и некрупных лошадей. Судя по всему, древние обитатели долины Балиха занимались различными видами сельского хозяйства, в том числе животноводством. Также они, несомненно, выращивали пшеницу и ячмень: многочисленные образцы этих культур нашли при раскопках другого телля, Мефеша, и о нём я расскажу ниже. Я предположил, что постройка на вершине Телль-Асвада относится к халафскому периоду, но не исключена её принадлежность и более поздней эпохе: не уверен, что найденные в том слое черепки относились к тому же времени. В любом случае внушительные толщи халафских руин обнаружили в других холмах. Если я не ошибся с датировкой постройки, то Телль-Асвад — действительно очень древний холм, и ниже лежит длинная последовательность слоёв халафского периода. Если же храм на самом деле относится к более позднему периоду, чем я предположил, он всё равно представляет немалый интерес для археолога, изучающего доисторическую эпоху.
Осмотрев Асвад, в основном состоявший из руин раннего халафского периода, мы решили найти холм, который мог бы дать нам представление о более поздних последовательностях, и в итоге остановились на Телль-Мефеше, что по-арабски значит «разлившийся». Несомненно, поселение получило такое название, потому что было расположено рядом с вади
[66]. Теперь вади большую часть года представляет собой высохшее русло и только во время зимних дождей заполняется водой. Вполне возможно, что когда в поселении ещё жили люди, последними его жителями были представители убейдской культуры. Здесь текла довольно важная река. Говорят, в северо-западном направлении русло можно проследить до самого арабского Пунара, откуда оно уходит на юго-восток, в направлении Балиха. Телль-Мефеше расположен примерно в двадцати пяти милях к югу от Телль-Абьяда и в семи с половиной милях к западу от реки Балих, недалеко от дороги, ведущей в Ракку. Высота холма составляет пятнадцать метров, а площадь — около восьми с половиной акров, довольно много для небольшого провинциального поселения. И конечно, Телль-Мефеше, как и прочие телли, хранит в себе гораздо больше данных, чем нам удалось извлечь за пять дней работы — максимальное время, которое мы могли здесь провести.
