По случаю демобилизации в Аксбридже мне подарили гражданский костюм превосходного качества, и я принял эту награду с благодарностью.
Часть 3. Агата (1930–1975)
Глава 12. Личность Агаты
Демобилизовавшись, я снова приступил к работе над книгой о Браке и Шагар-Базаре: она была написана лишь наполовину, когда разразилась война. Как и раньше, значительную часть работы я делал в Гринвее, в Девоне.
Наш белый дом стоит на небольшом плато над рекой. Перед ним поднимается крутой травянистый берег, позади него темнеют хвойные деревья. Благодаря мягкому климату здесь рай для магнолий и рододендронов. Могучие дубы закрывают дом со стороны реки, а неподалёку расположен обнесённый стеной сад камелий с одним пробковым дубом. По одну сторону подъездной аллеи выстроились буки, которым насчитывается по полторы сотни лет, с другой растут эукрифии, магнолии, рододендроны и азалии. Общая площадь имения составляет тридцать пять акров, и ещё никто из посетителей не устоял перед очарованием этого небольшого райского сада.
Агата, гений в области оформления домов, сделала Гринвей действительно прекрасным местом. Вспоминая счастливые дни, которые мы провели здесь вместе, я должен рассказать немного о своей семейной жизни и посвятить несколько глав Агате и её писательской карьере.
С самых ранних лет Агате была свойственна неуловимость — защита против настойчивого любопытства, врождённая броня, от которой любые расспросы отлетали, как от настоящей брони отлетают стрелы. И, несмотря на это, она рассказала о себе больше, чем большинство писателей: написала пространные мемуары, пока не опубликованные, и роман под псевдонимом Мэри Уэстмакотт, озаглавленный «Неоконченный портрет», где мы становимся свидетелями многих глубоко личных впечатлений её жизни с раннего детства и до начала среднего возраста. Роман не относится к лучшим произведениям Агаты, потому что в нём, в порядке исключения, реальные люди и события перемешались с воображаемыми. Только посвящённым известно, какие именно из описанных в романе событий имели место на самом деле, но в Селии мы видим наиболее точный портрет самой Агаты.
С первых дней жизни Агата купалась в любви двух преданных родителей. Воспитывала её мать, наделённая исключительным воображением и служившая постоянным источником вдохновения. Дом Агаты был уютным гнёздышком, где заправляла старушка-няня, проповедовавшая самые благородные нравственные стандарты и традиционные суждения, которые порой было сложно примирить с действительностью.
В романе «Неоконченный портрет» ребёнка зовут Селия, и нам даётся уникальная возможность понаблюдать украдкой за её счастливой детской жизнью, увидеть ткань её юности, в которой реальность смешивалась с мечтами. Частью реальности была, например, большая, величественная кухарка, пекущая вкуснейшие булочки с патокой, и самостоятельное изучение азбуки. Мать считала, что не стоит обучать детей чтению слишком рано, по крайней мере до шести лет, но Агата к пяти годам сама разобралась, что к чему, и научилась читать, просто глядя на разные слова, а не изучая их по буквам. «Няня, скажи: это слово „скупой“ или „жадный“? Я забыла». Правописание Агате давалось с трудом, но она ворвалась в новый мир — мир эльфов, домовых, троллей, — а реальная жизнь занимала её меньше. Скоро девочка уже жила в мире фантазий, населённом плодами её собственного воображения. В этих играх был элемент секретности, отчего они становились ещё интереснее и веселее. Однажды Агата позволила няне узнать о существовании компании, главными персонажами которой были миссис Бэнсон и Котята, а та выдала секрет. Агата услышала, как няня открыто рассказывает о её тайной игре, пришла в ужас и больше никогда никого не допускала в свой волшебный мир фантазий. Отец обучил Агату элементарной математике и обнаружил у неё математический склад ума. Думаю, что это качество — способность как к синтезу, так и к анализу — находит отражение в книгах Агаты, в том, как чисто разрешаются самые запутанные сюжеты. Агата в основном была на домашнем обучении, разве что однажды непродолжительное время посещала уроки арифметики. Думаю, что в этом смысле она не была исключением: в то время многие девочки из хороших семей обучались дома. Необычным было то, что она вообще не получала формального образования, пока не отправилась в пансион для девушек в Париже. Я думаю, не исключено, что, если бы её отдали в школу и втиснули в беспощадное прокрустово ложе образования, это не принесло бы ей ничего, кроме вреда. Школа стала бы препятствовать естественному творческому порыву и загонять в рамки свойственное Агате удивительное воображение.
В «Неоконченном портрете» показаны две характерные черты, присущие Агате и её матери: внутренняя чувствительность и интуитивное понимание вещей, недоступных простым смертным. Сложно сказать, было ли живое воображение следствием или причиной этих черт.
Мама Агаты призналась, что в юности, совершенно в духе викторианской моды, она развлекалась тем, что представляла, как лежит на диване и умирает от неразделённой любви. «Все эти фантазии… Это было так глупо, но, не знаю, почему-то помогало!» Не менее характерен эпизод, произошедший, когда маленькая Агата была на экскурсии в горах возле Котеретса. Когда все уже сидели на мулах и собирались отправиться в обратный путь, погонщик приколол к её шляпе живую бабочку, машущую крыльями. Крупные слёзы текли по её лицу всю дорогу домой, и никто не мог понять, что случилось. Агата словно оцепенела. Она хранила мучительное молчание и не могла открыть причину своего огорчения, потому что боялась обидеть гида. Плачущую, её отвели к матери, и та моментально поняла, в чём дело, и отцепила бабочку от шляпы. О, какая радость, какое облегчение, что не нужно ничего объяснять! Мне кажется, Агата так и не избавилась от своей внутренней застенчивости, и это качество помогало ей понимать других людей, таких же застенчивых, как она сама. Эта способность сочеталась в ней с живым воображением.
Образование, полученное Агатой в Париже, вывело на первый план её любовь к музыке. Способности и техника игры позволяли девочке достичь профессионального уровня: она была готова проводить за инструментом по шесть часов в день и исключительно хорошо играла Брамса, Бетховена и Моцарта. Но хотя наедине с собой Агата была превосходным исполнителем, когда дело доходило до выступлений на публике, она волновалась и совершенно теряла самообладание. Проницательный учитель музыки скрепя сердце объяснил, что лучше ей отказаться от мысли стать профессиональной пианисткой, потому что артисту недостаточно быть хорошим исполнителем, он должен обладать темпераментом, чтобы увлечь слушателей за собой.
Любопытно, что стеснительность, свойственная Агате-пианистке, полностью исчезала, когда ей приходилось петь. Пела она без малейших признаков волнения и была абсолютно уверена в себе. У Агаты было чудесное сопрано, и она могла бы, наверное, стать профессиональным концертным исполнителем, тем более что она была исключительно красивой девушкой — светлокожей, голубоглазой, по-скандинавски светловолосой, обаятельной и с привлекательной внешностью. Агата считала, что голос не был частью её существа, что он находился вне её, был безличным, и поэтому она нисколько его не стеснялась. Её заветным желанием было стать оперной певицей, но учителя дали ей понять, что её голос недостаточно силён для оперы. От этой артистической карьеры также пришлось отказаться. Но, несмотря на грёзы об искусстве, Агата была реалисткой и смогла здраво оценить свои возможности. Этот здравый смысл очень ей пригодился, когда она в конце концов встала на карьерный путь, для которого и была предназначена.
