Пьеса «Лощина» была блестяще сделана на основе книги самой Агатой, и по тому, как она написана, видно, насколько Агата чувствует театр. Интересно сравнивать книгу, вышедшую в 1946 году, с пьесой, поставленной Пьером Сондерсом в 1951 году в театре «Fortune». Агата в полной мере использовала драматический потенциал романа, убрала из сюжета всё, без чего можно было обойтись, а заодно исключила из него и Пуаро, который фигурировал в романе. Сама книга, на мой взгляд, не относится к числу лучших: повествование не очень связное, в тексте много «воды», — но она содержит несколько романтических линий, и женские характеры описаны с большой проницательностью, с чисто женским чутьём, свойственным автору. В романе есть биографические моменты, о которых мне нравится вспоминать. Факты немного искажены, но в целом всё более или менее так и было. Сэр Генри вспоминает один неприятный инцидент, произошедший на берегу Босфора: «На нас напали бандиты, это было на азиатском берегу Босфора. Двое бросились на меня и хотели перерезать горло. Вмешалась Люси и выстрелила прямо в кучу тел. Я даже не знал, что у нее есть оружие. Одному из напавших на меня пуля попала в ногу, второму — в плечо. Можно сказать, что мне здорово повезло. До сих пор не понимаю, как она меня не ранила». Это совершенно правдивый эпизод, и единственная разница в том, что у Агаты, в отличие от леди Энгкетл, был в руках не пистолет, а булыжник, который она собиралась обрушить на голову моего противника. Никогда ещё я не был так близок к смерти от попадания камня в голову. К счастью, в те годы я был довольно силён. Нападавшие испугались и убежали. Я тем больше обрадовался их бегству, потому что как раз незадолго до этого эпизода заходил в банк и мои карманы были набиты турецкими лирами. Ещё в «Лощине» мне очень нравится один пассаж о Пуаро: «Деревья раздражали его своей отвратительной привычкой терять листья осенью. Тополя, ровно стоящие вдоль аллеи, — это еще ничего. Но лес, где бук и дуб растут так, как им заблагорассудится, — это нелепо! Такой ландшафт больше всего нравился ему из окна автомобиля, едущего по хорошей дороге»
[76]. Другая моя любимая цитата звучит так: «Скульптору первой приходит в голову правда. Сколь бы горькой ни была правда, с ней можно смириться и вплести её в узор жизни».
И наконец, мы добрались до «Мышеловки», пьесы, которая так долго не сходит со сцены, что давно уже побила мировой рекорд. Её неслыханный успех не мог ускользнуть от внимания этого зеленоглазого монстра — зависти. Ревнивые критики сочли непростительным оскорблением тот факт, что одна и та же пьеса может столько времени занимать место в репертуаре. У меня подобные злопыхатели вызывают мало симпатии.
Сама Агата предсказывала, что «Мышеловка» продержится на сцене этого очаровательного миниатюрного театра «Амбассадорс» не более трёх месяцев, и мало кто, кроме, пожалуй, Питера Сондерса, думал иначе. В итоге 24 ноября 1975 года пьеса встретила свой двадцать третий день рождения. Множество различных факторов должно было совпасть для обеспечения ей столь феноменального успеха, и это помимо гениальности автора, которую так легко упустить из виду. Во-первых, нам сыграл на руку сравнительно небольшой размер театра: он вмещал не более пятисот зрителей (четыреста девяносто, если быть точным). Театр «Сент-Мартинс», расположенный в соседнем здании — туда переместили пьесу впоследствии, — вмещал пятьсот пятьдесят зрителей. Когда «Мышеловка» набрала популярность, за билеты шла борьба, люди яростно стремились попасть на спектакль. Питер Сондерс, поставивший пьесу, умело воспользовался ситуацией. Никто не справился бы с задачей лучше: Питер обладал исключительным организаторским талантом и чувством аудитории и у него хватало мужества не сдаваться в трудные времена, а трудные времена, конечно, тоже бывали. Другим удачным обстоятельством было то, что в первом актёрском составе играли две звезды театра первой величины — Ричард Аттенборо и его прекрасная супруга Шейла Сим, оба очень приятные люди и великолепные актёры с безошибочным чувством времени. Они стали первыми в длинной череде актёрских составов, сменившихся за двадцать пять лет со времени премьеры в 1952 году. На сегодняшний день в пьесе сыграли не менее ста тридцати двух человек.
Когда «Мышеловка» набрала обороты, ничто уже не могло пошатнуть её позиций. Она стала обязательным пунктом «американского тура» наравне с Букингемским дворцом и с посещением Тауэра. Один мой друг, доктор Вернер, бессменный директор исследовательских лабораторий Британского музея, сводил жену на «Мышеловку» вскоре после свадьбы, когда ещё не прошло и года с момента премьеры. Через семь лет он сходил на спектакль с дочерью, а через двадцать один год привёл внучку. Так пьеса охватила несколько поколений.
Действие «Мышеловки» разворачивается в типично английской обстановке, в доме под названием Монксуэлл-мэнор, в довольно неумело организованном загородном пансионе. Зима в самом разгаре, и гости, застигнутые снегопадом, не могут покинуть дом. Холод пробирает до костей, и мы чувствуем их отчаянное стремление согреться. Тревога, удивление, растерянность и напряжённое ожидание развязки, раскрытия убийства не отпускают нас до конца. Но это не всё. Главное — это чувство уюта, ощущение принадлежности к английской атмосфере. Мы становимся одними из них, своими, как это бывает на спектаклях Гильберта и Салливана, где зрители ожидают шуток с радостным предвкушением. На «Мышеловке» атмосфера не менее заряжена, и все иностранцы, пришедшие посмотреть представление, попадают под её очарование. Я был приятно удивлён, посмотрев французскую постановку пьесы — она шла в парижском театре «Hebertot» под названием «La Souricière»
[77]. Я ожидал, что французская аудитория придёт в недоумение, будет сбита с толку английскими реалиями и полицейским делопроизводством, но зрители не могли оторвать глаз от сцены. Пьеса держалась в репертуаре удивительно долго, около двух лет, с 1971 по 1973 год. Одним словом, «Мышеловка» имела успех: все обстоятельства складывались для неё наилучшим образом с того самого дня, когда пьеса родилась и начала свой путь под счастливой звездой.
Не так удачно сложились звёзды для самой красивой и глубокой из пьес Агаты, «Эхнатон», с её гениально изображёнными характерами, с её драматическим накалом. Действие пьесы разворачивается вокруг личности фараона-идеалиста, религиозного фанатика, одержимого страстью к красоте и истине, безнадёжно непрактичного, обречённого на страдания и пытку, но непреклонного в своей вере и верного идеалам, несмотря на крушение всех надежд.
Эхнатон — поэт, отрицающий конкретное и тянущийся к абстрактному, хотел, чтобы Египет отрёкся от прежней религии, от культа ложного бога Амона, установленного его предшественниками, и вместо безобразных статуй Амона поклонялся теплу солнечного диска, Атону. Он желал разрушить старые храмы, отказаться от старых богов и призывал египтян уничтожать амулеты в виде скарабеев, которые они в своей бесхитростной вере посвящали Осирису, подобно тому, как католик зажигает свечку, чтобы помолиться Деве Марии. Как все глубокие мыслители, Эхнатон опережал свою эпоху, шёл не в ногу с обычными людьми и с их традиционными представлениями, ненавидел старое жречество, стремился к миру, тогда как все вокруг стремились к войне, любил искусство, своего придворного скульптора Бека и свою изнеженную свиту. Большое впечатление производит трогательная привязанность молодого фараона к одному из воинов своей армии, Хоремхебу. Хоремхеб заканчивает древнеегипетское военное училище, ему предстоит стать генералом. Солдат, поклявшийся служить фараону и своей стране, мечется, пытаясь понять, в чём именно состоит его долг, на этом конфликте и строится сюжет пьесы. Что хуже: страдания, навязанные нам существующей властью, или же страдания приведённого в беспорядок государства, погрязшего в новых пороках? Нужно ли отречься от старых, понятных богов в пользу концепции единого абстрактного божества? Стоит ли предпочесть новое искусство, новые храмы и роскошный Дворец Горизонта (Телль-Эль-Амарна и по сей день хранит его руины) взамен древних архитектурных и скульптурных форм? Проблемы Древнего Египта актуальны и сейчас. Отвергая старое, мы неизбежно обрекаем себя на новые страдания, а вместо врагов фараона умирают люди верные и добродетельные.
