(Мистер Рид увидел этот примечательный сон после того, как от души поел ягнёнка с рисом. Ему снилось, что он даёт интервью журналисту одной газеты.)
«Скажите мне, о мистер Рид,
Вы думали о чём,
Когда просил вас Левенштайн
Ему построить дом?
Что ощутили вы, узнав:
Вас нанимает он?»
Рёк из-за трубки мистер Рид:
«Что ж… Я был удивлён».
«Когда же мистер Левенштайн
Сказал, что вы вольны
Творить, как требует душа,
И траты не важны, —
Как вы восприняли тот факт,
Что вам так верит он?»
Рид молвил, пуншу отхлебнув:
«Что ж… Я был удивлён».
«Богат, я знаю, Левенштайн,
А также Финкельбаум.
Так почему они заказ
Отдать решили вам?
Ведь вы построили лишь печь,
Пусть план и был мудрён…»
Сказал он, гладя прядь волос:
«Что ж… Я был удивлён».
«Когда вы справились с толпой
Застройщиков-чертей,
Заполучили все ж добро
На кучу чертежей,
И дом пред вами наконец
Предстал, как светлый сон,
Что вы сказали, мистер Рид?»
«Что страшно удивлён!»
Я также хотел бы выразить благодарность нескольким сменившим друг друга мутесаррифам, правителям Мосула, которые, несмотря на крайнюю занятость, не жалели для нас времени. Особенно нам помогал Саййид Каззаз, один из самых компетентных иракских политиков. Когда я с ним познакомился, он служил старшим клерком в Британском управлении в Мосуле под началом майора Уилсона, который и рекомендовал его к повышению. Саййид Каззаз предвидел наступление трудных времён и, дослужившись до министра внутренних дел, попытался уйти в отставку, но Нури-паша его не отпустил. Когда к власти пришёл Касим, верного сторонника Нури-паши, оставшегося без покровителя, казнили, обвинив в том, что он, будучи правителем Басры, приказал открыть огонь по бунтующим. Саййид Каззаз взял на себя ответственность за все отданные приказы. Смерть этого кристально честного и преданного человека была огромной потерей для Ирака. Он много раз навещал нас в Нимруде и следил за нашей работой с большой доброжелательностью. Мы оплакиваем потерю нашего доброго друга.
Старшие члены Службы древностей Ирака, работавшие под началом доктора Наджи Эль-Азиля, отличались исполнительностью и всегда были готовы пойти нам навстречу. Мы с большой любовью и уважением относились к Тахе Бакиру, эпиграфисту и очень достойному человеку, сменившему позже Наджи на посту. Его коллега Фуад Сафар, ставший впоследствии генеральным инспектором Службы древностей, был разносторонне одарённым человеком, талантливым лингвистом и известным археологом, занимавшимся раскопками Эриду. На долю Тахе Бакиру и Фуаду Сафару выпала нелёгкая задача — распределять археологические находки. Они консультировали директора со всей компетентностью, честностью и проницательностью.
Фарадж Басмачи, честнейший человек, сначала проявлял по отношению к нам некоторую ксенофобию, но вскоре сменил гнев на милость. Он был дружелюбен и не возражал, когда его водили за нос, но не отличался щедростью по отношению к археологам. После прекрасного сезона 1952 года мы проводили его в Багдад вместе с Моной Лизой из слоновой кости, также известной как «леди из колодца». Оплакивая потерю, мы украсили шляпную картонку, в которую она была упакована, чёрной лентой в знак траура.
С не меньшим удовольствием мы вспоминаем и другого нашего коллегу из Ирака, Саййида Иззет Дина эс Сандука, мистера Ящика, как он себя называл. Он мог в мгновение ока зарисовать любую находку, и набросок годился если не для финального отчёта, то для первого описания точно. Мы все прониклись симпатией к этому чудесному человеку. Ему очень повезло: у него поблизости, в Мосуле, жила кузина, и он то и дело гостил там по несколько дней. Как-то раз Иззет Дин попросил меня провести в дом его кузины электрическое освещение. В тех местах это была большая редкость, практически недостижимая роскошь. «Если вы захотите, у вас обязательно получится», — сказал он. Что же делать, я написал письмо одному британскому инженеру, жившему в Мосуле, известному мизантропу. «Мой друг, — писал я, — думает, что я обладаю властью над электричеством. Я сказал ему, что это не так, но, как настоящий друг, решил всё же написать Вам». Не прошло двух недель, как дом кузины Иззет Дина был полностью освещён. Бог сказал: да будет свет. И стал свет.
Ещё одним нашим добрым другом был представитель Службы древностей Ирака Тарик эль-Мадхлум. Подозреваю, что он ненавидел всех иностранцев, видя в них эксплуататоров своей страны, и негодовал, что они пытаются развивать Ирак силой. Полагаю, у него остались горькие воспоминания от службы в иракской армии. Этот талантливый человек и одарённый богатым воображением художник стал настоящим кладом для нашей экспедиции. Он любил Агату за её доброе сердце, она любила его за надёжность и сильный характер. Отработав положенный срок в Нимруде, Тарик эль-Мадхлум приехал в Лондонский университет и по прошествии четырёх или пяти лет усердной работы получил докторскую степень, а также опубликовал бесценный труд по хронологии развития ассирийских барельефов, проиллюстрированный его собственными чёткими набросками. Впоследствии он возглавил важные раскопки в Ниневии, в шумерском городище Телль эль-Вилая и в других местах. У него большой опыт реставрации и поддержания памятников. Агата написала об этом удивительном человеке так:
Сел наш Тарик в уголок,
Составляет каталог.
Но фантазии полёт
Рисовать опять зовёт.
И каков же результат?
Вон — две дамочки глядят,
В рамке на стене вися,
Как художник собрался
И за опись принялся.
Я уже неоднократно упоминал о наших рабочих, об этой весёлой и бесшабашной толпе, всегда готовой к ссорам и примирению. Они любили устраивать драмы и умели смеяться над собой. Чтобы с ними справиться, требовалось быть справедливым, твёрдым и пылким, понимать человеческую натуру. Руководитель должен уметь быстро принимать решения: промедление ведёт к провалу. Сливками нашей команды были опытные рабочие шеркати из деревни, расположенной через реку от Ашшура. Они работали качественно и с душой. Наших бригадиров звали Абд эль-Халаф эль-Анкуд — мудрый, мягкий, вежливый человек — и Мохд Халаф эль-Мусла, его противоположность. Мохд Халаф эль-Мусла был пылким и совестливым, но манеры его оставляли желать лучшего. Он прямо-таки излучал энергию, и порой его действия шли вразрез со здравым смыслом. Бригадиры приглядывали за рабочими, которые вскапывали землю и нежно перебирали непокорную грязь, поддающуюся их умелым рукам. Некоторые из рабочих занимались раскопками уже в третьем поколении: их деды копали с немецкой экспедицией в Ашшуре. Будет грустно, если когда-нибудь их традиционные занятия перестанут передаваться от отца к сыну. С ростом индустриализации подобный ручной труд может вообще исчезнуть.
Никак нельзя забыть об услугах, которые нам оказывала полиция Ирака. Как правило, наш лагерь сторожили два охранника, присланные из Мосула — представители закона и порядка. Они всегда были готовы прийти нам на помощь, но не все отличались благоразумием. Однажды полицейский-курд заметил, что какой-то преступник, объявленный в розыск по обвинению в ограблении, невозмутимо трудится на раскопе, и попытался его арестовать. Преследуемый, однако, оказался быстрее, чем представитель закона, и пустился наутёк. Полицейский дождался, пока рабочий выбежит на равнину у подножия холма: он пытался добежать от Нимруда до деревни Наэфа. Не желая упускать добычу, курд выстрелил вслед из винтовки и ранил беглеца в ногу. Рабочий, однако, продолжал путь ползком. Его окружила разъярённая толпа защитников из родной деревни. Полицейскому, попытавшемуся догнать жертву, пришлось спасаться бегством, и если бы не мы, его бы непременно линчевали. Он добрался до Мосула невредимым, но боюсь, вряд ли вынес из происшествия какой-либо урок.
