Я думал, что больше не увижу Джека МакГонагала, что новая война уничтожит весь мир.
Но я ошибся по обоим пунктам.
Глава 24
Мы с мамой видели много войн, но эта отличалась от остальных. Раньше поле боя к нам не приближалось. Баталии вели солдаты или моряки, а мы никак в этом не участвовали. Ближе всего к военным действиям я оказался, когда викинги заплыли в устье Тайн и нам пришлось бежать.
Тогда мы с мамой проезжали мимо огромных полей, на которых всего несколько недель назад разразилась битва. Там пахло войной и лежали непогребенные воины.
Но на этой войне бомбы поменяли всё. Теперь враги пришли прямо к нам, и война превратилась в одну непрерывную битву. В 1940 и 1941 годах германские самолёты часто летали над нами. Обычно это было по ночам, иногда – днём.
Бомбили заводы в Ньюкасле, судостроительные верфи в Уолсенде или в Норд-Шилдсе. Но бомбы часто попадали не туда. Однажды мама пришла из магазина и тяжело опустилась на стул в задней комнате.
– Говорят, почти сто человек. Они прятались от бомбёжки. И бомба угодила в их убежище. Мистер МакГонагал из магазина тоже был там.
Бедный Джек. Его отец.
(По точным подсчётам, от одной-единственной бомбы, попавшей в лимонадную фабрику в Норд-Шилдсе, под которой находилось бомбоубежище, погибло сто семь человек.)
Перед войной я боялся, что про нас с мамой поползут слухи. Достаточно было чьей-то болтовни. Но когда военные месяцы превратились в годы, мы поняли – как неоднократно понимали раньше, – что в это время не слишком трудно оставаться незаметными.
Если вести себя тихо и не создавать проблем, власти не будут обращать на тебя внимание. У них есть другие дела, особенно когда идёт война. Женщина и её племянник, которые никому не мешают, не имеют для них значения.
Так что год или даже больше мы оставались на одном месте. На продукты ввели карточки, и чтобы получить их, нам нужно было заполнить анкеты. Мама хорошо умела это делать: у нас имелись свидетельства о рождении и другие официальные документы, способные убедить почти любого.
Благодаря курятнику мы ели много яиц, мясо же достать было очень трудно. Но иногда мы всё-таки лакомились курятиной: когда птицы переставали нестись, мы их убивали. Обычно это приходилось делать мне.
Именно за таким занятием меня застал Джек, одетый в форму. Правда, не солдатскую – он ещё был слишком молод. Джек стал констеблем военного резерва, относящегося к полиции.
Форма констебля военного резерва выглядела точь-в-точь как полицейская. На Джеке она сидела плохо: рукава доходили до костяшек пальцев, а брюки не прикрывали резинку носков. Но, надо сказать, Джек своей формой очень гордился.
Я не видел его больше года. Он стал ещё выше и выглядел взрослее, чем раньше. Ему было почти восемнадцать, и я ощутил знакомый укол в сердце, который часто испытывал, видя, как мой знакомый вырос и оставил меня позади.
Джек был весел – и даже самоуверен, – когда зашёл на задний двор, где я отлавливал старую курицу.
– Доброе утро! – сказал он.
Мама обернулась первой и увидела его форму и оловянную каску.
– Здравствуй, Джек, солнышко, – ответила она, хотя в её голосе прозвучала озабоченность. – О! Какая у тебя форма! Он так вырос, правда, Альфи?
Я согласно хмыкнул. Встреча с ним меня не обрадовала. Но мама очень хорошо изображала радушную хозяйку.
– Ты приехал на велосипеде? Водички налить?
– Да, пожалуйста, миссис Монк.
Джек старался на меня не смотреть, и я знал, что это неспроста. Он вёл себя чересчур официально.
– Можешь снять свою оловянную каску. Не думаю, что мистер Гитлер будет нас сегодня бомбить.
Мы сидели на заднем дворе и смотрели на плотные заросли деревьев на холме. Джек пил воду, украдкой поглядывая на меня. Напряжённое молчание затянулось, и мама заговорила.
– Что привело тебя сюда, Джек? Ты зашёл просто так? Мы давно тебя не видели.
По маминому тону я понял: она опасается подвоха.
– Ну, собственно говоря, миссис Монк…
В этот момент я напрягся. Никто не использует выражение «собственно говоря» перед сообщением хороших новостей.
– …собственно говоря, у меня имеются вопросы официального свойства. Вы позволите?
Мама всегда говорила, что форма делает человека лучше или хуже, но прежним он не остаётся. Джек повернулся ко мне и вытащил блокнот из кармана своей слишком большой куртки.
– Сколько тебе лет, Альфи?
И началось: вопросы ко мне, к маме, как долго мы здесь жили, почему официальные сведения (к каковым, по его словам, он получил доступ) не соответствуют нашим ответам.
Мама хранила спокойствие.
– Думаю, это просто неточность в записях, Джек, солнышко. Ты же знаешь, у Альфи дефицит роста. Синдром Маркандейи третьего типа.
Это была ложь, и она хорошо срабатывала в прошлом. Таинственная болезнь, которой «страдали члены нашей семьи», объясняла мою странную внешность. Но с Джеком это не прошло.
– А, да, помню, вы говорили, миссис Монк. Я консультировался с доктором Мензисом из Уитли Бэй, и он сказал, что не знает такой болезни.
– Ну, болезнь редкая, – сказал я, но это прозвучало не убедительно, а так, словно я оправдываюсь.
Джек не удостоил меня вниманием. Тут курица, которую я ловил, когда он явился, подошла ко мне близко и начала клевать землю. Быстрым движением правой руки я схватил её за шею.
– За ноги бери, – прикрикнул я на Джека, держа хлопающую крыльями птицу. – Давай, быстро!
Джек суетился рядом, робко пытаясь удержать дёргающиеся ноги курицы.
– Давай, держи крепко и тяни на себя.
Когда он послушался, я резко дёрнул куриную голову и почувствовал, как что-то щёлкнуло. Птица сникла. Её крылья ещё раз вздрогнули и замерли. Всё это заняло несколько секунд.
– Она… она мёртвая? – Джек побледнел и слегка дрожал.
«Не дай бог ему придётся когда-нибудь сражаться», – подумал я и сказал:
– Надеюсь. Мы собираемся её съесть.
Подошла мама, взяла у меня мёртвую птицу и положила её в перевёрнутую каску Джека.
– Нет, Альфи. Это Джеку. Отнеси её домой, маме, солнышко. И приходи через месяц, будет ещё одна, а? Только… не беспокойся больше из-за этих ошибок, ладно? Так часто случается. Я уверена, у констебля военного резерва есть дела поважнее.
Она смахнула куриное пёрышко с плеча Джека и похлопала его по груди.
Потом Джек поехал обратно. На локте его, словно корзина для покупок, висела перевёрнутая каска. А в ней лежала мёртвая курица.
– Это война, Алве, – сказала мама, качая головой, когда Джек уехал. – Она делает странные вещи с людьми. Можно подумать, у нас мало проблем из-за Гитлера.
