Затем я услышал завывание сирен и побежал вверх по склону. Я мчался в панике и ужасе, пока на глаза мне не попался тот старый сарай. Тогда я открыл дверь ключом, который – я видел – маленькая девочка прятала под камень.
Вот и всё. Вот что было той ночью, когда умерла моя мама.
Я посмотрел на Робби. Тот перестал писать. В глазах его стояли слёзы, что меня немного испугало.
Он громко шмыгнул носом и уставился на свои туфли, качая головой.
– Мне так жаль, так жаль, Альфи. Правда, сынок, очень жаль.
Похоже, его всё это потрясло. Молчать было неудобно, и я спросил:
– Моя мама?..
Он поднял голову:
– Да?
– Она… она…
Я никак не мог сформулировать свой вопрос, и Робби пришёл мне на помощь.
– Хочешь спросить, было ли ей больно? Казалось, он подбирает слова.
– Нет, – произнёс наконец Робби. – Нет, не думаю.
Я сглотнул.
– Спасибо.
И добавил:
– Вы не видели кошку? Чёрно-белую?
Он покачал головой:
– Увы, сынок.
Я уже забыл, что в углу сидит Санжита. Но тут она поднялась и сказала:
– Благодарю вас, Робби. Думаю, на сегодня Альфи достаточно.
В кои-то веки её уверенность, будто она лучше знает, что для меня хорошо, не вызвала раздражения.
Мне правда было достаточно.
Глава 47
Санжита отвезла меня в дом на высоком берегу Кулверкота – большую виллу под названием «Дом графа Грея». По обеим сторонам от входной двери располагались квадратные колонны. В доме были высокие потолки, стояли запахи еды и дешёвого освежителя воздуха.
Детский дом. Мой дом.
Мне тысяча лет, и я живу в детском доме.
Я скучал по маме. Скучал по Биффе. Жизнь кажется намного лучше, чем она есть, если ты можешь погладить кошку.
И всё же в последние несколько часов я думал только о человеке с бородой и шрамами – такими, как у меня. Конечно, они мне привиделись.
Конечно?
Я был уверен, что знаю этого человека. Откуда-то. Но воспоминание раз за разом ускользало от меня.
Глава 48
Пожалуй, это было странно.
Джаспер, выбежавший из дома; мама, которая бросилась за ним и чуть ли не оттащила его от машины – во избежание ареста или чего-то в этом духе.
Отец видел всё из окна.
– Он чокнутый. Честно, Мэри. Я уверен, с ним что-то не в порядке.
– Тсс, Бен, – сказала мама: к нам подходили тётя Алиса, которая ничего не знала, и Либби.
– Бедный мальчик! – произнёс Джаспер, возвращаясь в дом.
Он осклабился, продемонстрировав длинные зубы, затем поднял руку и помахал полицейским, которые всё ещё крутились поблизости.
– Спасибо, земляки! – сказал Джаспер, словно они оказали ему любезность.
По мне, именно это полицейские и сделали, не арестовав его.
Джаспер, кажется, расслабился и успокоился. Но я был уверен: он притворяется. Возможно, чтобы вычислить неопытного лжеца, требуется такой же неопытный лжец.
– Ох, бедный маленький мальчик. Я всего лишь хотел пожелать ему самого лучшего, понимаете?
– Точно? – спросил отец.
Прозвучало немного агрессивно, но Джаспер либо не заметил этого, либо предпочёл не показывать вида.
– Да. Случившееся с ним – немыслимо тухло! Я хотел ему сказать, что ситуация непременно улучшится.
Тётя Алиса всё пропустила, болтая на кухне с женщиной-полицейским, с которой вместе училась в школе.
– Что такое? – невинно спросила она.
Джаспер ответил первым.
– Ничего такого. Я просто пытался ободрить парнишку. Он казался таким потерянным. Но полицейские сказали, что сейчас не время и не место. И знаете, если рассуждать здраво, возможно, они были правы.
Джаспер развернулся и пошёл наверх.
– В любом случае – посмотрите на часы. Нам пора идти, Алиса, старая моя вкусняшка.
Серьёзно, именно так он и сказал. Через полтора часа они уехали на свою лодку в Кулверкот. Папа предложил их подвезти, но Джаспер отказался. Он вызвал такси по телефону.
Атмосфера была в высшей степени странной. Все выглядели нормально, но при этом чувствовали себя не в своей тарелке. Либби ушла наверх и даже не спустилась попрощаться.
Когда такси отъехало от дома, папа пробормотал:
– Будь я проклят! Век бы его не видеть!
Мама игриво шлёпнула отца по руке:
– Бен! Это мой зять!
– Такой зять – подальше гнать, – недовольно пробормотал отец.
Глава 49
Все эти ночи я спал плохо. Когда вам будет столько лет, сколько мне, у вас накопится много воспоминаний, готовых превратиться в ночные кошмары.
Вновь и вновь я видел лицо бородатого человека – в тот момент, когда он наклонялся к окну автомобиля. И каждый раз я пытался вытащить из памяти нашу с ним прежнюю встречу, но воспоминание ускользало. Я просыпался, весь в поту, в темноте жаркой ночи. Спать приходилось под пуховым одеялом, а я привык к покрывалам и простыням.
Ел я мало. Мы с мамой привыкли к простой пище. Уж не знаю, почему, но в Доме графа Грея нам давали иностранные блюда вроде карри, спагетти или цыплёнка по-итальянски, от которого у меня жгло рот, как огнём.
Нормальной едой была пицца. Против неё я ничего не имел.
Я пробыл в Доме графа Грея неделю, и все, от Санжиты, с которой я встречался ежедневно, до персонала детского дома (им руководила тётушка Рита, дама слегка устрашающей наружности), относились ко мне по-доброму. Кроме меня там было ещё восемь воспитанников разных возрастов. Две девочки мне улыбались, но я не был в настроении разговаривать. Последний человек, которому я рассказал правду, выдал меня полиции. Теперь мне надо было научиться жить в мире лжи.
Вряд ли человек со шрамами Бессмертана знал, куда меня поместили. Плюс я не был уверен в том, что всё это не сочинил.
Думать так было легче. По крайней мере, какое-то время.
Затем встал вопрос о похоронах мамы. Конечно, я знал, что они будут. Санжита спросила меня, хочу ли я пойти. Я сказал «да». Я видел больше похорон, чем кто-либо другой, включая очень старых людей.
За два дня до похорон мне попалась на глаза заметка в местной газете:
«Жертва лесного пожара:
"простые" похороны несчастной матери»
