– Дейд хуже, чем вы думаете. Тогда началось бы что-то еще более страшное. Я… я сама его почти боюсь.
– Уберите его отсюда. От старика. Дейд молод, и его можно вылечить, если серьезно взяться за дело. Увезите его в Европу. Подальше. Немедленно. Если генерал узнает, что тут замешан его внук, это убьет старика.
Миссис О’Мара с трудом встала и, пошатываясь, пошла к окну. Она стояла неподвижно, почти неразличимая на фоне белых штор. Руки бессильно свисали вдоль тела. Затем женщина повернулась, прошла мимо меня и остановилась за моей спиной. Дыхание ее прервалось, и послышался всхлип – всего один.
– Я предлагала вам деньги. Это гадко. Я не любила Дадли О’Мару. Это тоже гадко. И я не могу вас благодарить. Даже не знаю, что сказать.
– Не стоит. Я просто старая рабочая лошадка. Займитесь парнем.
– Обещаю. Прощайте, мистер Кармади.
Мы не пожали друг другу руки. Я спустился по лестнице к двери, где меня поджидал дворецкий. На его лице не отражалось ничего, кроме вежливости.
– Вы сегодня не хотите увидеться с генералом, сэр?
– В другой раз, Норрис.
Мальчишки нигде не было видно. Выйдя через боковую калитку, я сел в арендованный «форд» и поехал вниз по склону холма, мимо старых нефтяных полей.
Рядом с некоторыми скважинами сохранились отстойники, невидимые с дороги. В них собиралась грязная вода, покрытая тонкой нефтяной пленкой. Глубина там футов десять-двенадцать, а может, и больше. Чего в них только нет. Возможно, в одном из отстойников… Я нисколько не жалел, что убил Йегера.
По дороге в центр я остановился у бара и пропустил пару стаканчиков. Толку от них было немного.
Единственный результат – я стал думать о Серебряном Парике. Больше мы с ней никогда не встречались.
Мне не было до него никакого дела. Ни тогда, ни потом, но тогда меньше всего.
Я стоял на Сентрал-авеню, в лос-анджелесском Гарлеме, одном из тех смешанных кварталов, где до сих пор живут как белые, так и цветные. Привели меня туда поиски парикмахера-грека по имени Том Алейдис, чья жена хотела вернуть его домой и была готова потратиться на частного детектива. Тихая, спокойная работа. Том Алейдис не был преступником.
Большого парня я увидел, когда он застыл перед «У Шейми», развлекательным заведением не самого высокого пошиба, с баром и игровым залом на втором этаже. Парень смотрел на разбитую неоновую вывеску с тем восторженным выражением, с каким взирает на статую Свободы рабочий-иммигрант, человек, за спиной у которого долгое ожидание и длинная дорога.
Он был не просто большим. Он был великаном. Футов семи ростом и в самом кричащем наряде, который мне только приходилось видеть на парне таких размеров.
Вельветовые брюки цвета спелой малины, грубошерстный серый пиджак с белыми бильярдными шарами вместо пуговиц, коричневые замшевые туфли с бьющими в глаза вставками из белой кожи, коричневая рубашка, желтый галстук и представительский платок цветов ирландского флага. Платок аккуратно сложен треугольником под красной гвоздикой. На Сентрал-авеню, далеко не самой умеренной в смысле нарядов улице в мире, парень таких габаритов и в таком прикиде имел столько же шансов остаться незамеченным, что и тарантул на кусочке свадебного торта.
Он пересек улицу и, толкнув дверь, вошел к «Шейми». Створки еще не успели остановиться, как вдруг распахнулись, словно их вынесло взрывом. То, что вылетело из них и приземлилось у водосточного желоба, пронзительно и громко попискивая, словно пришибленная крыса, оказалось цветным юнцом с прилизанными волосами и в дешевом, но с претензией на стиль костюме. Таких называют «коричневыми» из-за цвета лица, напоминающего жидко разбавленный сливками кофе.
Но и тогда меня это не касалось. Я стоял и смотрел, как цветной парнишка уползает бочком, держась за стену. Больше ничего не случилось. И тогда я допустил ошибку.
Я прошел по тротуару ровно столько, чтобы самому толкнуть дверь. Приоткрыть и заглянуть. Не больше того.
Рука, на которой я вполне мог бы сидеть, схватила мое плечо, сжала больно и пронесла меня через двери и еще на три ступеньки вверх. Глубокий мягкий голос произнес в ухо:
– Тут черные толкутся, приятель. Просекаешь?
Я попытался дотянуться до дубинки. Пистолета у меня с собой не было. Поиски грека-парикмахера не та работа, для которой требуется оружие. Так мне представлялось.
Он снова стиснул мое плечо.
– Да уж такое место, – быстро подтвердил я.
– Не говори так, приятель. Здесь когда-то работала Бьюла. Малышка Бьюла.
– Ну так иди и посмотри сам.
Он поднял меня еще на три ступеньки.
– Слушай, я сегодня добрый. И меня лучше не злить. Так что давай-ка мы с тобой поднимемся вместе и, может, пропустим по стаканчику.
– Здесь тебе ничего не подадут, – сказал я.
– Я не видел Бьюлу восемь лет, приятель, – печально продолжал он, не замечая, что рвет мое плечо на куски. – Последние шесть она даже не писала. Не просто ж так. Была, видать, какая-то причина. Она здесь работала. Так что давай пойдем вместе. Ты да я.
– Ладно, – сказал я. – Я пойду с тобой. Только уж позволь мне топать самому. Не надо меня нести. Я в порядке. Звать Кармади. И я уже взрослый. Сам хожу в туалет и все такое. Так что не надо меня носить.
– Малышка Бьюла… она здесь работала, – повторил он печально. Мои слова до него не доходили.
Мы поднялись. Он даже позволил мне самому двигать ногами.
В дальнем углу, за баром, стоял стол для игры в кости. За несколькими столиками сидели немногочисленные посетители. Визгливый голосок за игровым столом мгновенно смолк. В мертвой, враждебной тишине чужой расы все глаза уставились на нас. Возле бара, прислонившись к стойке, отдыхал здоровенный негр в рубашке с короткими рукавами и розовых подтяжках. Бывший боксер, бедолага, которого били всем, кроме разве что бетонного моста. Он оторвался от стойки и направился к нам походкой опытного бойца, слегка сгорбившись и на полусогнутых. Широкая коричневая ладонь легла на грудь большого парня. Смотрелась она там крошечной брошкой.
– Не для белых, брат. Только для цветных. Извини.
– Где Бьюла? – спросил человек-гора своим глубоким мягким голосом, который так шел к его большому белому лицу и бездонным черным глазам.
Негр даже не рассмеялся:
– Нет здесь Бьюлы, брат. И выпивки нет, и девочек, так что проваливай. Катись.
– Убери-ка свою грязную лапчонку, – сказал большой.
И тут вышибала тоже допустил ошибку. Он ударил. Плечо развернулось, и все туловище пошло за кулаком. Хороший был удар. Мой приятель даже не попытался выставить блок.
