Для него эпизод закончился.
Шейми в телефонной книге нашлась только одна. Вайолет Лу Шейми, 1644, Западная Пятьдесят четвертая улица. Пришлось потратиться на пять центов.
После долгих гудков из трубки послышался полусонный голос:
– А… гм… Что такое?
– Вы та самая миссис Шейми, чей муж управлял одно время заведением на Сентрал-авеню… развлекательным заведением?
– Что? Господи боже мой! Мой муж вот уже семь лет как помер. Как вы сказали, кто вы такой?
– Детектив Кармади. Я к вам сейчас приеду. Это важно.
– Так кто вы…
Голос был тяжелый, закупоренный.
Вдова жила в грязном буром домишке с грязной запущенной лужайкой перед ним. Вокруг крепкой на вид пальмы – голая полянка. На веранде стояло одинокое кресло-качалка. Послеполуденный ветерок трепал необрезанные прошлогодние побеги пуансеттии, которые негромко постукивали в стену. В боковом дворике болталось на ржавой проволоке выстиранное желтоватое белье.
Я проехал чуть дальше, припарковался на противоположной стороне улицы и вернулся к дому пешком.
Звонок не работал. Я постучал. Дверь открыла женщина, сморкавшаяся в грязный платок. Вытянутое желтоватое лицо со спутанными, неопрятно свисающими волосами. Формы терялись в распущенном фланелевом халате, утратившем какие-либо признаки цвета и фасона и превратившемся просто в нечто висящее на ней. Большие ноги упрятаны в стоптанные мужские шлепанцы.
– Миссис Шейми?
– А вы…
– Да, я только что вам звонил.
Усталым жестом она пригласила меня войти.
– Только вот прибраться не успела, – равнодушно пожаловалась хозяйка.
Мы устроились в двух расшатанных креслах-качалках и посмотрели друг на друга через гостиную, в которой все было хлам, кроме нового радиоприемника, бубнящего что-то за неярко освещенной панелью.
– Вся моя компания, больше никого не осталось. – Она вдруг хихикнула. – Берт ведь ничего не натворил, а? Копы мне звонят нечасто.
– Берт?
– Берт Шейми, мистер. Мой муженек.
Она снова захихикала и даже топнула пару раз ногой. Преувеличенная развязность и прорывающиеся в хихиканье визгливые нотки выдавали алкоголичку. Похоже, без бутылки в этот день было не обойтись.
– Шутка, мистер. Помер Берт. Надеюсь, там, куда прибрал его Господь, хватает дешевых блондинок. Тут-то ему вечно было мало.
– Я, скорее, имел в виду рыженькую.
– Мимо них тоже не проходил. – Взгляд ее как будто несколько прояснился. – Только что-то не припоминаю. Вы про какую-то особенную спрашиваете?
– Да. Девушку звали Бьюла. Фамилию не знаю. Работала в клубе на Сентрал-авеню. Пытаюсь отыскать ее по просьбе родственников. Теперь там заведение для цветных, и, конечно, нынешние о ней не слышали.
– Никогда там не бывала, – с неожиданной враждебностью объявила хозяйка. – Не знала такую.
– Певичка. Может, вспомните, а?
Она шумно высморкалась в носовой платок, грязнее которого видеть мне не доводилось.
– Видать, простудились.
– Вы же знаете, что́ помогает. – Она бросила на меня быстрый, расчетливый взгляд. – У меня все кончилось.
– У меня найдется.
– Черт. Да ты не коп. Коп бы никогда с выпивкой не заявился.
Я достал свою пинту бурбона и поставил на колено. Она все еще была почти полная. Портье в «Сан-Суси» много не принял. Миссис Шейми уставилась на бутылку жадными глазами. Облизнулась.
– Да, вот это выпивка, – вздохнула она. – Мне наплевать, кто вы, мистер. Только держите ее покрепче.
Миссис Шейми тяжело поднялась, проковыляла из комнаты и вернулась с двумя замызганными толстостенными стаканами.
– Смешивать не с чем. – Она протянула стаканы. – Пьем то, что сам принес.
Я налил ей изрядную порцию – после такой сам бы перелетел через стену. Себе плеснул поменьше. Она проглотила виски будто таблетку аспирина и посмотрела на бутылку. Я добавил. Она вернулась в свое кресло. Ее карие глаза уже потемнели на пару тонов.
– Вот это вещь. Сама в горло льется, ее и глотать не надо. Так о чем мы говорили?
– О рыженькой девушке по имени Бьюла. Работала когда-то в том же заведении. Теперь вспомнили?
– Да. – Миссис Шейми залила в себя второй стаканчик. Я встал и поставил бутылку на стол, поближе к ней; она тут же присосалась к горлышку. – Держитесь за стул да не наступите на змею. Есть у меня мысль…
Хозяйка поднялась, чихнула, едва не потеряв при этом халат, но удержала его на животе и холодно посмотрела на меня.
– Не подглядывать, – предупредила она и, помахав передо мной пальцем, вышла из комнаты, врезавшись по пути в дверную раму.
Из глубины дома последовательно долетели несколько разнородных звуков: опрокинули стул, неосторожно выдвинули и уронили на пол ящик бюро. К шороху бумаг и стуку падающих предметов добавились громкие проклятия. Потом неуверенно щелкнул замок и что-то скрипнуло, – может быть, подняли крышку сундука. И снова стуки, шорохи, бормотанье. Звякнул, как мне показалось, поднос. И наконец – довольное фырканье.
Миссис Шейми вернулась в гостиную с пакетом, перевязанным выцветшей розовой лентой, и бросила его мне на колени:
– Посмотри сам, Лу. Фотографии. Вырезки газетные. Правда, про этих вертихвосток если где и писали, так только в полицейских протоколах. Они тут все – из мужниной забегаловки. Господи, и это все, что он мне оставил. Карточки да свое тряпье.
Я развязал ленточку и стал перебирать глянцевые фотографии, запечатлевшие людей в профессиональных позах. Не на всех были женщины. Встречались и мужчины – с хитрыми лисьими лицами, в жокейских костюмчиках, в гриме. Танцоры и комики из разряда тех, что выступают на заправочных станциях. Не многие из них знавали жизнь к западу от Мейн-стрит. У большинства женщин были красивые ножки, и демонстрировали они их куда откровеннее, чем понравилось бы Уиллу Хейсу. Вот только лица их были потасканные, как пальто счетовода. У всех, кроме одной.
Она выступала в костюме Пьеро, по крайней мере в верхней его половине. Взбитые волосы под высокой остроконечной шляпой могли быть рыжими. Глаза смеялись. Не могу сказать, что лицо осталось неиспорченным, – не настолько хорошо разбираюсь в лицах. Но оно отличалось от других. Его не пинали. Кто-то заботился об этом лице. Может быть, только такой крутой мордоворот, как Стив Скалла. Так или иначе, в смеющихся глазах еще оставалась надежда.
Отложив остальные, я подошел с этой фотографией к неловко раскинувшейся в кресле женщине с остекленевшими глазами и сунул снимок ей под нос:
– Вот эта. Кто она? Что с ней случилось?
Миссис Шейми вытаращилась на меня, словно из тумана, потом усмехнулась:
