– Неужели? Даже для того, чтобы узнать, кто оставляет чеки на кругленькие суммы в вашей приемной? Ладно, слушайте.
И я выложил ему все от начала до конца, в том числе и про карточки, и про то, где они нашлись.
Сукесян и бровью не повел. Я не о том, что он не стал орать, махать руками, топать ногами или кусать ногти. Я о том, что он буквально не шевельнулся, даже не моргнул. Просто сидел и смотрел на меня, как каменный лев у публичной библиотеки.
Когда я закончил, он первым вопросом попал в точку:
– Вы утаили карточки от полиции. Почему?
– А вот это вы мне скажите. Просто утаил.
– Очевидно, тех ста долларов, что я послал вам, оказалось недостаточно.
– Это тоже мысль, но у меня не было времени ее обдумать.
Он наконец пошевелился – сложил руки на груди. Черные глаза были то ли пусты, как поднос в кафетерии, то ли глубоки, как туннель до Китая, – кому что нравится. Так или иначе, они ничего не выражали.
– Вы ведь не поверите, если я скажу, что меня связывало с этим человеком лишь шапочное знакомство?
– Приму к сведению.
– Насколько я понимаю, вы не очень мне доверяете. В отличие, возможно, от мистера Пола. На тех карточках было что-нибудь, кроме моего имени?
– Да. И вам бы это не понравилось.
Чушь, конечно. Детский приемчик, какими пользуются копы в детективных радиоспектаклях. Он пропустил реплику мимо ушей.
– Моя профессия требует особой щепетильности. Даже в этом раю мошенников. Позвольте взглянуть хотя бы на одну из этих карточек.
– Я пошутил. На них ничего не было, кроме вашего имени. – Я достал бумажник, вытащил карточку, положил на стол перед ним и убрал бумажник; Сукесян перевернул карточку ногтем. – Знаете, что я думаю? Думаю, Линдли Пол рассчитывал, что вы сможете выяснить, кто его убил, даже если это окажется не по силам полиции. Получается, он кого-то боялся.
Сукесян опустил руки и тут же снова их сложил, но уже по-другому. Для него это было примерно то же, что для меня вскарабкаться на фонарный столб и откусить лампочку.
– Ничего такого вы не думаете. Сколько – только быстро – вы хотите за все три карточки и подписанное заявление о том, что вы обыскали тело до того, как уведомили полицию?
– Неплохо для человека, чей брат торгует коврами.
Он улыбнулся, очень мягко. В его улыбке было что-то почти любезное.
– Среди торговцев коврами встречаются честные люди. Но Аризмян Сукесян не мой брат. В Армении это очень распространенная фамилия.
Я кивнул.
– Вы, конечно, считаете меня обыкновенным мошенником.
– Валяйте, докажите, что вы не жулик.
– Что ж, возможно, вам нужны не деньги, – задумчиво произнес он.
– Возможно.
Я не заметил никакого движения, но, должно быть, он нажал какую-то кнопку на полу. Черные бархатные портьеры разошлись, и в комнату вошел индеец. Только ни грязным, ни забавным он уже не казался.
На нем были свободные белые штаны и белая рубаха с черной вышивкой. Вокруг пояса – черный кушак, волосы перехвачены черной лентой. Черные глаза какие-то сонные. Он медленно подошел к стоящему у стены табурету, взгромоздился на него и замер с опущенной головой. Выглядел он теперь еще более грузным, словно под штанами и туникой на нем была и другая одежда.
Сукесян распростер руки над лежавшим между нами молочно-белым шаром. Свет на высоком потолке дрогнул и зашевелился, сплетаясь в странные, непонятные формы и узоры, трудноразличимые из-за того, что потолок был черный. Индеец сидел по-прежнему неподвижно, свесив голову на грудь, но глаза его медленно поползли вверх и остановились на плетущих узоры руках Сукесяна.
Руки эти двигались быстро, грациозно, выписывая замысловатые узоры, которые могли обозначать что угодно или не обозначать ничего, от греческих танцев в исполнении детишек из младшей лиги до вертящейся на полу рождественской ленты – выбирайте что хотите.
Могучая челюсть индейца все так же покоилась на могучей груди, а крохотные глазки медленно, по-жабьи закрылись.
– Я мог бы загипнотизировать его и без всего этого, – негромко сказал Сукесян. – Это лишь часть шоу.
– Угу. – Я не сводил глаз с его крепкой, жилистой шеи.
– Теперь дайте мне что-нибудь такое, до чего дотрагивался Линдли Пол. Карточка подойдет.
Он бесшумно поднялся, подошел к индейцу и засунул карточку за черную ленту, пересекавшую лоб медиума. Потом вернулся на место и принялся бормотать что-то едва слышно на незнакомом мне, гортанном языке.
Индеец заговорил. Говорил он очень медленно и тяжело, проталкивая слова между неподвижных губ, как будто они были камнями и ему приходилось вкатывать их на вершину холма под палящим солнцем.
– Линдли Пол – плохой человека. Делать любовь скво вождя. Вождь сильно сердиться. Вождь делать ожерелье украсть. Линдли Пол должен вернуть. Плохой человека убивать. Гр-р-р-р.
Сукесян хлопнул в ладоши, и индеец дернул головой. Маленькие черные глазки тут же открылись. Сукесян посмотрел на меня без всякого выражения на красивом лице.
– Здорово, – сказал я. – И без дешевых эффектов. – Я ткнул в индейца пальцем. – Такого, наверно, немного тяжеловато держать на коленке, а? Не видел хорошего чревовещателя с тех пор, как хористки перестали носить колготки.
Сукесян одарил меня тенью улыбки.
– Я следил за вашими шейными мышцами. Ну да не важно. Думаю, главное я понял. Пол крутил с чьей-то женой, и этот кто-то, возревновав, распорядился его убрать. Неплохая версия. Учитывая, что дорогие украшения вроде нефритового ожерелья надевают нечасто, кто-то должен был знать, что она надела его именно в тот вечер, когда и случилось ограбление. Муж, разумеется, знал.
– Вполне возможно, – сказал Сукесян. – А поскольку вас не убили, то, возможно, не собирались убивать и Линдли Пола. Может быть, только поколотить.
– Угу. А вот и еще мыслишка. Как-то мне раньше в голову не приходило. Если Линдли Пол действительно боялся кого-то и хотел оставить сообщение, то он все же мог написать что-то на этих карточках… невидимыми чернилами.
Вот тут его проняло. Улыбка, хоть и висела еще на губах, как-то сморщилась, а в уголках рта проступили морщинки. Впрочем, времени для выводов у меня осталось слишком мало.
Свет внутри молочно-белого шара внезапно погас, и комнату наполнила кромешная тьма, в которой даже собственную руку рассмотреть было невозможно. Я вскочил, отшвырнул табурет и, выхватив пистолет, начал отступать.
Движение воздуха за спиной принесло сильный земляной запах. Невероятно. Даже в полнейшем мраке индеец рассчитал все четко и, подобравшись сзади, обхватил меня двумя руками. Обхватил и начал поднимать. Наверное, я мог бы вытащить руку и пулять перед собой, веером и наугад, но не стал даже пытаться. Бесполезно.
