Я уселся от него подальше, заказал пиво и похвалил бармена:
– Молодец, приятель, наливаешь по мерке.
– Недавно открылся. Нужно привлекать клиентов. Бывали у нас, мистер?
– Угу.
– Живете по соседству?
– Через дорогу, в пансионе «Берглунд». Филип Марлоу.
– А я Лью Петролле.
Бармен перегнулся через стойку:
– Знаете его?
– Нет.
– Пора бы ему домой. Наверное, я должен вызвать ему такси. Такими темпами он скоро надерется.
– В такую погоду я бы на грубость не нарывался. Оставь его.
Юный бармен нахмурился:
– Но я беспокоюсь…
– Виски! – проорал пьяница, не поднимая головы, но по стойке стучать не стал, лишь прищелкнул пальцами, не желая тревожить драгоценную кучку монет.
Лью посмотрел на меня и пожал плечами:
– Налить ему?
– Как хочешь. Похмельем не мне мучиться.
Бармен налил пьяному ржаного и, похоже, изрядно разбавил виски водой. Во всяком случае, вид у парнишки был такой виноватый, словно он дал пинка любимой бабушке.
Пьяный и ухом не повел. С аккуратностью хирурга, удаляющего опухоль мозга, он снял пару верхних монет.
Бармен вернулся и добавил пива в мой бокал. Снаружи завывал ветер, и каждый порыв приоткрывал входную дверь на несколько дюймов, а дверь в баре была тяжеленная.
– Терпеть не могу пьяниц, во-первых. Во-вторых, мне не нравится, когда они надираются у меня в баре, в-третьих, смотри первый пункт, – сказал Лью.
– Тебе бы писать сценарии для «Уорнер бразерс».
– Они справляются без меня.
Тем временем в баре возник еще один посетитель. Взвизгнули тормоза, дверь распахнулась. Вошедший спешил. Придержав дверь, он окинул бар цепким взглядом блестящих черных глаз. Хорошо сложенный, темноволосый, лицо худощавое, губы тонкие. Он был в черном, только из кармана робко торчал белый платок. Бросалось в глаза, что парень на взводе. Неудивительно, этот ветер доконает кого угодно. Я и сам с трудом держал себя в руках.
Посетитель посмотрел на пьяницу у бара, затеявшего игру в шашки с пустыми стаканами, перевел взгляд на меня, оглядел пустые кабинки у дальней стены. Миновав пьяницу, который раскачивался на стуле, что-то бормоча себе под нос, он подошел к бармену:
– Я ищу одну дамочку. Высокая красивая шатенка в ситцевом жакете-болеро поверх синего платья из шелкового крепа, на голове – соломенная шляпа с широкими полями и бархатной лентой.
Мне не понравился его резкий тон.
– Не видел, сэр. Никого похожего.
– Неразбавленный скотч. Да поживее.
Лью наполнил стакан, посетитель заплатил, одним глотком осушил стакан и приготовился уходить. Он сделал три-четыре шага к двери и остановился, всматриваясь в пьяницу. Тот ухмыльнулся, в мгновение ока выхватил пистолет и твердой рукой направил на незнакомца – выглядел он при этом ничуть не пьянее меня. Высокий спокойно стоял, затем дернул головой и снова замер.
Мимо бара промчалась машина. У пьяного был автоматический пистолет двадцать второго калибра. Два глухих щелчка и струйка дыма.
– Прощай, Уолдо, – промолвил пьяница и наставил ствол на нас с барменом.
Казалось, высокий черноволосый незнакомец будет падать вечно. Он покачнулся, удержал равновесие, снова качнулся, взмахнул рукой. Шляпа упала на пол, вслед за ней лицом вниз рухнул он и застыл, как бетон.
Пьяница сполз со стула, аккуратно сгреб со стойки медяки и пошел к двери, по-прежнему держа нас на мушке. Оружия у меня не было. Не имею привычки брать с собой пушку, когда выхожу пропустить кружку пива. Паренек за стойкой не проронил ни звука.
Не сводя с нас глаз, убийца плечом толкнул дверь и выглянул наружу. Ворвавшийся порыв ветра взлохматил волосы лежащего на полу мужчины.
– Бедный Уолдо, – проронил убийца. – Кажется, я расквасил ему нос.
Дверь захлопнулась. Я вскочил – дурную привычку лезть не в свое дело преодолеть нелегко. Однако торопился я зря. Мотор взревел, и когда я выбежал наружу, то увидел лишь мутные огоньки фар, мелькнувшие из-за угла. Номер я тоже проворонил, как бездарно проворонил свой первый миллион.
На улице ничего не изменилось. Катились машины, шагали прохожие. Никто не показывал вида, что слышал выстрел. Ветер так завывал, что резкий щелчок можно было принять за хлопок двери. Я вернулся в коктейль-бар.
Бармен так и стоял, положив руки на стойку и не сводя глаз со спины убитого. Убитый тоже не подавал признаков жизни. Я подошел и пощупал его сонную артерию – и не подаст.
Лицо у бармена было бесстрастное, как кусок говяжьей вырезки, да и цвета такого же. В глазах читался скорее гнев, чем испуг.
Я закурил, выпустил в потолок струйку дыма:
– Звони давай.
– А если он жив? – спросил паренек.
– Из двадцать второго калибра стреляют наверняка. Есть телефон?
– Нет. Что мне, деньги девать некуда? И так мои восемь сотен накрылись.
– Ты владелец бара?
– Был, пока не заварилась эта каша.
Паренек стащил белую куртку, фартук и обошел стойку.
– Запру-ка я дверь на всякий случай, – сказал он, доставая из кармана ключи.
Он вышел из бара и какое-то время возился с замком, пока засов не встал на место. Я нагнулся над Уолдо и перекатил его на спину. Поначалу я даже не разглядел пулевые отверстия – две крошечные дыры в пиджаке, прямо над сердцем. Крови на рубашке было всего ничего. Убийца знал свое дело.
Патрульные прибыли через восемь минут. Паренек вернулся в бар вместе с ними. Он снова натянул куртку и занялся кассой. Рассовывал деньги по карманам, делал пометки в записной книжке.
Я сидел, курил сигарету, наблюдая, как лицо Уолдо заостряется, гадал, кто та красотка в ситцевом жакете и почему Уолдо не заглушил мотор. Куда он спешил? Случайно ли убийца встретил его в баре или ждал свою жертву?
Дюжие патрульные примчались в мыле. Один, сдвинув набок фуражку, зачем-то засунул за ухо цветок. Завидев мертвеца, он вытащил цветок и склонился над Уолдо пощупать пульс.
– Кажется, готов, – заметил патрульный и перевернул мертвого на бок. – Пули вошли сюда. Чисто сработано. Вы свидетели?
Я подтвердил. Паренек за стойкой молчал. Я добавил, что, скорее всего, убийца укатил в машине Уолдо.
Патрульный вытащил бумажник убитого, пошуршал купюрами и присвистнул:
– Бабок куры не клюют, а прав нет.
Он отложил бумажник в сторону и посмотрел на нас с барменом:
– Так, мы его не трогали, ясно? Хотели выяснить, была ли у убитого машина, чтобы объявить ее в розыск.
