– Догадываюсь, – сказал я и прислонился к стене.
Коперник все еще ухмылялся.
– Всегда терпеть не мог вашего брата частного сыщика, но впервые руки до вас дошли.
Он лениво вытащил из-за кресла ситцевый жакет-болеро и швырнул на столик. За жакетом последовала широкополая соломенная шляпка.
– Твои вещички? Облачайся, посмотрим, какой ты в них пупсик.
Я развернул стул, положил руки на спинку, сел и посмотрел на Коперника.
Он нарочито медленно встал, пересек комнату, остановился напротив меня, одернул пиджак. Затем поднял правый кулак и со всего размаху врезал мне в челюсть. Больно было чертовски, но я не шелохнулся.
Ибарра разглядывал стены, пол, пустоту.
– Нехорошо, – лениво протянул Коперник. – Такие красивые вещички засунуты в самый низ полки, под старые рубашки. Меня тошнит от тебя, дешевка.
Он замолчал. Я не двигался с места, глядя в его стеклянные глаза пропойцы. Он снова сжал кулак, но передумал, пожал плечами и вернулся к своему креслу.
– Ладно, еще не вечер, свое ты получишь. Откуда шмотки?
– Они не мои.
– Да что ты говоришь! Каков наглец. А хочешь, скажу чьи? Той дамочки, о которой спрашивал Уолдо в баре за минуту до того, как его пристрелили. Неужто запамятовал?
Я промолчал.
– Положил глаз на девчонку? – ухмыльнулся Коперник. – Думал, обвел меня вокруг пальца?
– Для этого большого ума не надо, – сказал я.
Лицо Коперника исказилось, он начал вставать с кресла. Ибарра рассмеялся – неожиданно и мягко. Коперник некоторое время смотрел на напарника, затем снова уставился на меня:
– Смотри-ка, а ты чернявому по нраву. Верно, считает тебя умником.
Улыбка сошла с лица Ибарры, уступив место абсолютно непроницаемому выражению.
– Все это время ты прекрасно знал про дамочку, – продолжал Коперник. – Знал, кто такой Уолдо и где он живет. Прямо под тобой, ниже этажом. Знал, что Уолдо кое-кого прикончил и хотел смыться, но встреча с девчонкой помешала его планам. Вот только Уолдо не повезло. Его самого пришил бандит с Восточного побережья. Некий Эл Тессилоре. А ты припрятал вещички красотки и помалкиваешь. Так вот как ваш брат частный сыщик зарабатывает на жизнь?
– Верно, только я и сам узнал об этом недавно. Кто такой Уолдо?
Коперник оскалился. Его землистое лицо налилось кровью.
– Уолдо Ратиган, – глядя в пол, тихо сказал Ибарра. – Мы получили по телеграфу из Вашингтона досье. Пара мелких сроков, бандит средней руки. При ограблении банка в Детройте сидел за рулем тачки. Сдал всю банду, и его выпустили. Одним из его подельников был Эл Тессилоре. Пока он не колется, но, похоже, не ожидал встретить Уолдо в том баре.
Ибарра говорил тихим, хорошо поставленным голосом человека, не привыкшего бросать слова на ветер.
– Спасибо, Ибарра, – сказал я. – Могу я закурить – или Коперник выбьет сигарету у меня изо рта?
Внезапно Ибарра улыбнулся.
– Курите, – сказал он.
– Чернявый точно в тебя втрескался, – фыркнул Коперник. – С ними нужно держать ухо востро. Никогда не знаешь, что у них на уме.
Я закурил.
Ибарра посмотрел на Коперника и мягко сказал:
– Не зарывайся, Коперник. Мне не нравится, когда меня так называют.
– А мне плевать, что тебе не нравится, чернявый.
Улыбка Ибарры расплылась еще шире.
– Ты об этом еще пожалеешь, – тихо сказал он, вытащил из кармана пилку и занялся ногтями.
– Я сразу понял, что у тебя рыльце в пушку, Марлоу! – рявкнул Коперник. – Мы установили личности тех двоих и решили заскочить к тебе, обсудить кое-что. Я прихватил карточку Уолдо из морга. Карточка вышла что надо: свет в лицо, галстук, в кармане белый платок. Все честь по чести. Для проформы зашли к управляющему, сунули ему карточку под нос, а он возьми да и узнай постояльца. Оказывается, Уолдо жил тут под именем Э. Б. Хаммеля, квартира тридцать один. Оставалось только подняться к нему и обнаружить там труп. Никто его пока не опознал, но на шее под ремнем прекрасные отпечатки, в которых без труда узнаются пальчики Уолдо.
– Спасибо и на том, – сказал я. – С вас станется повесить труп на меня.
Коперник долгое время пристально смотрел мне в лицо. Он наконец-то перестал ухмыляться, и теперь его лицо приняло обычное жесткое выражение.
– Мы нашли еще кое-что. Машину Уолдо и все, что в ней было.
Я нервно выпустил дым. Ветер бился в закрытые окна. В комнате было нечем дышать.
– Мы тоже ребята не промах, – хмыкнул Коперник, – только кто ж знал, что ты такой прыткий. Взгляни-ка сюда.
Он сунул костлявую лапу в карман, медленно вытащил и бросил на зеленое сукно что-то блестящее. Нитку жемчуга с застежкой в виде пропеллера. Жемчужины нежно сияли в прокуренной затхлой гостиной.
Жемчужины Лолы Барсали. Те, что подарил ей летчик. Который был мертв и которого она любила до сих пор.
Некоторое время я молча смотрел на них. Наконец Коперник спросил почти без издевки:
– Что, нравятся? Не хотите нам что-нибудь рассказать, мистер Марлоу?
Я встал, отодвинул стул, медленно подошел к столику и наклонился, разглядывая жемчужины. Самая большая была в диаметре около трех дюймов. Чисто-белые, они мягко переливались на свету. Я поднял ожерелье. На ощупь жемчужины были тяжелыми и гладкими.
– Нравятся, – согласился я, – хотя с этими драгоценностями хлопот не оберешься. Ладно, я расскажу. Такой жемчуг стоит кучу денег.
За моей спиной раздался тихий смешок.
– На сотню потянет, больше едва ли, – заметил Ибарра. – Подделка есть подделка.
Я снова поднял ожерелье. Коперник пожирал меня глазами.
– Повторите, – обратился я к Ибарре.
– Я в жемчуге разбираюсь, – ответил он. – Это очень качественная подделка. Женщины часто заказывают такие, чтобы не рисковать настоящими. Но эти гладкие как стеклышки, а настоящий жемчуг на ощупь неровный. Да сами попробуйте.
Я прикусил жемчужину и поводил языком – вверх-вниз, слева направо. Твердая и гладкая, никаких шероховатостей.
– Хороши, – сказал Ибарра. – На некоторых есть даже наплывы и крапинки, как у настоящих.
– А будь они настоящими, стоило бы такое ожерелье пятнадцать тысяч? – спросил я.
– Si. Вполне. Хотя трудно сказать. Зависит от множества причин.
– Да, этот Уолдо был не промах, – сказал я.
Коперник вскочил. Я не видел, как он замахнулся, – смотрел на ожерелье. Его кулак пришелся мне прямо в скулу, как раз в коренные. Рот наполнился кровью. Я дернулся назад, делая вид, что удар вышел сильнее, чем был на самом деле.