Долорес слегка повернула голову в сторону, словно прислушиваясь.
– Я ложусь не раньше двух, так что зря вы так волнуетесь, – ответил Стив.
Она дернула за шнурок. Тут же из-под арки возникла горничная.
– Принеси лед, Агата, и можешь идти домой. Уже поздно.
– Хорошо, мэм, – сказала девушка и вышла.
Пока хозяйка рассеянно вынимала сигарету из пачки, а Стив неуклюже чиркал спичкой о подошву и подносил ей спичку, в комнате висело почти осязаемое молчание. Она поднесла кончик сигареты к пламени, и ее синие дымчатые глаза бесстрашно встретились с его черными. Долорес едва заметно покачала головой.
Горничная вернулась, неся ведерко со льдом. Подвинув низкий индийский столик к дивану, Агата поставила на него ведерко, сифон, стаканы, ложки и треугольный графин в серебряной оплетке с фасонной пробкой. В графине плескался явно хороший виски.
– Нальете? – сухо спросила Долорес.
Стив смешал напитки, взболтал и передал хозяйке стакан. Она отпила и покачала головой:
– Маловато виски.
Стив добавил.
Она попробовала, кивнула и откинулась на спинку дивана.
Вошла горничная. Теперь на ней были щегольская красная шляпка и серое пальто с красивым мехом. В ее черной парчовой сумке поместилось бы содержимое немаленького холодильника.
– Спокойной ночи, мисс Долорес.
– Спокойной ночи, Агата.
Девушка вышла и мягко закрыла за собой входную дверь. Каблучки клацнули о ступени. Стукнула дверца машины, ожил мотор, и вскоре его шум затих вдали. Стало очень тихо. Мисс Кьодза жила в удивительно спокойном месте.
Стив поставил стакан на медный поднос и твердо посмотрел на Долорес:
– Она больше не появится?
– Агата добирается до дому на своей машине, а меня из студии привозит в моей, как сегодня. Сама я водить не люблю.
– Чего мы ждем?
Долорес молча смотрела на экран перед незажженным камином. На щеке еле заметно дергалась жилка.
– Сама не понимаю, почему я обратилась к вам, а не к Уолтерсу, – сказала она. – Никто лучше его не смог бы меня защитить. Только он не поверил бы мне, а вы, надеюсь, поверите. Я не приглашала Леопарди. Кроме нас с вами, никто не знает, что он здесь.
Что-то в ее голосе заставило Стива напрячься.
Она вытащила из нагрудного кармашка белоснежный носовой платок, уронила его, быстро подняла и прижала к губам. И внезапно, без предупреждения, Долорес затряслась как лист.
– Какого черта, да я этого мерзавца в порошок сотру! Вчера я уже проучил его. И пистолет не помог.
Глаза Долорес расширились.
– Но это не мог быть мой пистолет, никак не мог…
– Ваш? Нет, при чем тут вы?..
– Сегодня это был мой, – сказала она и прямо посмотрела на него. – Вы сами говорили, что женщина сможет расквитаться с Королем, если ее допечь.
Стив побледнел, и с его губ сорвался странный звук.
– Он не пьян, – сказала Долорес мягко, – он мертв. Лежит в желтой пижаме в моей постели. С моим пистолетом в руке. Разве вы не поняли сразу?
Стив вскочил и некоторое время стоял и смотрел на нее – потребовалось немало времени, чтобы облечь мысли в слова. Он провел языком по губам и хрипло выдавил:
– Идемте посмотрим на него.
6
Спальня находилась с левой стороны, в глубине дома. Долорес вынула ключ из кармана и отперла дверь. На столике горела лампа, окна закрывали жалюзи. Стив, как кошка, скользнул вслед за Долорес в комнату.
Леопарди лежал на спине в центре кровати – крупный красивый мужчина, после смерти ставший похожим на восковую куклу. Даже усы казались приклеенными. Обессмыслившиеся, словно у статуи, глаза смотрели из-под полуопущенных век, будто никогда не горели живым светом. Он лежал на простыне, одеяло сбилось к изножью кровати.
На Леопарди была желтая пижама без пуговиц с отложным воротником. На груди темнело пятно – шелк впитал кровь, как промокашка. Немного крови было на загорелой шее.
– Король в желтом, – бесстрастно промолвил Стив. – Кажется, есть такая книга
[39]. Думаю, он любил этот цвет. Вчера я собирал его вещи. Странный цвет для мужчины, но слабаком он не был.
Долорес села и уставилась в пол.
В отличие от классической гостиной, спальня выглядела современно. Неяркий ковер с коротким ворсом кофейного цвета, угловатая мебель с инкрустацией, туалетный столик, комод. Над комодом висело зеркало, выше – матовый светильник. В углу стоял стеклянный столик с хрустальной гончей и лампа с самым широким абажуром, какой доводилось видеть Стиву.
Стив перевел взгляд на Леопарди, аккуратно приподнял желтую пижаму и осмотрел раны. Пуля угодила прямо в сердце, края раны были обожжены, но крови вытекло немного. Леопарди умер мгновенно.
Правой рукой, лежавшей на подушке, Леопарди сжимал небольшой «маузер».
– Как на сцене, – заметил Стив. – Артист всегда артист. Типичное контактное ранение, даже край пижамы приподнят. «Маузер», калибр семь шестьдесят три. Точно ваш?
– Мой. – Долорес продолжала смотреть в пол. – Он лежал в ящике стола в гостиной – незаряженный. Мне его подарили. Я даже не знаю, как им пользоваться.
Стив улыбнулся. Она подняла глаза, заметила его улыбку и вздрогнула:
– Я не надеюсь, что мне поверят. Наверное, нужно вызвать полицию.
Стив рассеянно кивнул, вставил сигарету в рот и принялся перекатывать ее из стороны в сторону еще опухшими губами.
– Никаких копов. Потом. Рассказывайте. – Стив чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и выпустил клуб дыма.
– Я упоминала, что пою на местной радиостанции. Три раза в неделю в пятнадцатиминутной программе для автолюбителей. Сегодня как раз такой день. Мы с Агатой вернулись около половины одиннадцатого. На пороге я вспомнила, что кончилась содовая, отправила Агату в магазин в трех кварталах отсюда, а сама вошла в дом. Я сразу почувствовала странный запах – словно в доме были чужие. Вхожу в спальню, а он лежит на кровати. Увидев «маузер», я поняла, что мне конец. Не знала, что делать. Даже если полиция поверит мне, меня выставят отовсюду и я…
– Как он попал в дом? – перебил ее Стив.
– Не знаю.
– Продолжайте.
– Я разделась – прямо при трупе, а что было делать? – приняла душ, чтобы прийти в себя. Заперла спальню, ключ взяла с собой. Вернулась Агата, но, надеюсь, она не заметила моего состояния. После душа мне стало легче, я выпила для храбрости и решила позвонить вам. – Она облизала кончик пальца и задумчиво провела им по левой брови. – Это все, Стив, больше мне нечего сказать.
