Де Спейн поднялся, захлопнул дверь, перевернул полубессознательного стонущего громилу, заломил ему руки за спину и надел наручники.
Мы быстро прошли по коридору. Из комнаты слева сочился свет: там горела настольная лампа, накрытая газетой. Де Спейн поднял газету, и лампа осветила кровать, на которой лежала женщина в застиранной пижаме. По крайней мере, бандит ее не убил. Несчастная буравила нас безумным от страха взглядом. Ее рот, запястья и лодыжки связали изолентой, а в уши набили вату. Из-под двухдюймового слоя изоленты – сущий кляп! – доносилось нечленораздельное мычание. Де Спейн наклонил лампу. У пленницы Ковша было усталое рябое лицо и осветленные волосы с темными корнями.
– Мы из полиции, – представился де Спейн. – Вы миссис Греб?
Несчастная отчаянно задергалась.
Я вытащил вату у нее из ушей.
– Спроси еще раз.
– Вы миссис Греб?
Пленница кивнула.
Склонившись к ее щеке, де Спейн подцепил кончик изоленты. Миссис Греб поморщилась. Ал рывком отодрал кляп и тут же прикрыл ей рот. Спрятав изоленту в левом кулаке, он застыл над измученной пленницей. Да, эмоций у этого копа не больше, чем у бетономешалки.
– Обещаете не кричать? – строго спросил он.
Пленница через силу кивнула, и Ал убрал руку.
– Где Греб? – поинтересовался он, отлепляя остатки изоленты.
Пленница сглотнула и, накрыв лоб рукой с кроваво-красным маникюром, покачала головой:
– Не знаю, домой он не приходил.
– О чем говорил этот громила, когда сюда ворвался?
– Ни о чем, – вяло отозвалась миссис Греб. – В дверь позвонили, я открыла, он вломился в дом и связал меня с криками: «Где муж? Где твой муж?» Я сказала, что не знаю, он несколько раз ударил меня по лицу, но потом вроде бы поверил и лишь уточнил, почему машина в гараже. Я объяснила: муж всегда ходит на работу пешком. После этого бандит устроился на стуле в углу и сидел, практически не шевелясь. Вопросов больше не задавал и даже ни разу не закурил.
– По телефону ни с кем не разговаривал? – осведомился Ал.
– Нет.
– А раньше вы его видели?
– Нет.
– Одевайтесь! – скомандовал де Спейн. – Остаток ночи вам лучше провести у кого-нибудь из подруг.
Не сводя с него глаз, женщина медленно села и взъерошила волосы. Ее рот безвольно раскрылся, и Ал поспешно зажал его ладонью.
– Держите себя в руках! – резко проговорил он. – Пока плохих новостей о вашем муже нет. Но думаю, они вас не удивили бы.
Оттолкнув его ладонь, миссис Греб поднялась, подошла к комоду, вытащила пинтовую бутылку виски и отвинтила крышку. Стакан искать не стала, глотнула прямо из горлышка.
– Ага, а что бы делали вы, если б за каждый цент приходилось умасливать целую свору докторов? – грубым голосом поинтересовалась миссис Греб. – Хотя и умасливая, особо не разживешься! – Она снова хлебнула из горлышка.
– Я бы, наверное, над пробами крови поколдовал.
В глазах женщины читалось искреннее недоумение, и Ал перевел взгляд на меня.
– Может, дело в белом порошке? – предположил он. – Может, мистер Греб им приторговывает? Судя по тому, как он живет, именно приторговывает, а не торгует! – презрительно оглядев спальню, добавил Ал. – Одевайтесь, мэм!
Мы вышли из спальни и закрыли дверь. Ал склонился над Ковшом, который неопрятной кучей лежал на полу. Из полуоткрытого рта вырывался стон: похоже, детина лишь частично осознавал, что с ним случилось. В передней горела слабенькая лампочка. Ал взглянул на комок изоленты, который до сих пор сжимал в кулаке, рассмеялся и ловким движением заклеил Ковшу рот.
– Думаешь, он сможет идти? – с опаской спросил де Спейн. – Не хочется его тащить!
– Не знаю, я же только подмастерье, мастер у нас ты! Куда повезем?
– На прекрасные холмы, где светло, тепло и мухи не кусают, – мрачно ответил де Спейн.
Сидя на подножке машины, я придерживал коленями большой конусообразный фонарь. Светил он не очень ярко, но вполне достаточно, чтобы следить за действиями де Спейна. Неподалеку от бунгало Гребов возвышался крытый резервуар, а потом дорога ныряла в глубокий каньон. Примерно в полумиле на вершине холма стояли два дома с темными окнами. Лунный свет мягко скользил по их оштукатуренным стенам. Прохладный воздух поражал чистотой, а звезды сверкали, как куски полированного хрома. Бэй-Сити, окутанный дымкой, казался далеким, словно находился в другой галактике, хотя до галактики этой было всего десять минут езды.
Де Спейн сбросил пиджак и закатал рукава рубашки. Его безволосые руки в свете фонаря выглядели еще мощнее. Между Алом и Ковшом на земле лежал пиджак, кобура – сверху, а в ней – пистолет, рукоятью к бандиту. Пиджак был брошен чуть ближе к бандиту, так что между ним и де Спейном остался небольшой участок утрамбованного, посеребренного луной гравия. Пистолет оказался справа от Ковша и слева от Ала.
После долгой, заполненной хриплым дыханием паузы де Спейн проговорил:
– Попробуй снова.
Ни тени волнения или тревоги в его голосе не слышалось – Ал словно к партнеру по игре в пинг-понг обращался!
Лицо Ковша превратилось в фарш. В темноте кровь не разглядишь, но я несколько раз наводил фонарик прямо на детину и видел, как обстоят дела. Его руки были свободны, а боль от пинка в пах давным-давно стихла. Сдавленно захрипев, он повернулся к Алу левым боком и, резко припав на правое колено, бросился к пистолету.
Де Спейн пнул его в нос.
Зажав лицо руками, Ковш свалился на гравий и сдавленно замычал. Де Спейн пнул его по колену, и детина взвыл во весь голос. Де Спейн занял исходную позицию чуть поодаль от пиджака и расстегнутой кобуры. Покатавшись по гравию, бандит встал на колени и тряхнул головой. На дорожку упали крупные темные капли. Ковш выпрямился в полный рост и понуро опустил плечи.
– Ну давай! Ты же мальчиш-крутыш, за тобой Вэнс Конрид, а за Вэнсом акулы игорного бизнеса. Кто знает, может, за тобой и сам Андерс! А я жалкий коп с волчьим билетом в кармане. Давай, давай немного поиграем!
Ковш снова бросился за пистолетом – на этот раз ему удалось дотронуться до рукояти и даже повернуть пушку к себе… В ту же секунду де Спейн наступил ему на руку и вжал каблук в ладонь. Бандит вскрикнул, а де Спейн отскочил и устало осведомился:
– Милок, где твоя крутость?
– Ал, дай ему слово сказать! – выдавил я.
– А он не хочет говорить! Ты же видишь, парень – крутыш, а не говорун!
– Тогда пристрелим его, и точка!
– Ни за что! Эй, Мосс, мой приятель считает меня копом-садистом. Есть на свете изверги, которым нравится бить задержанных свинцовой трубой, чисто чтобы избежать нервной диспепсии. Но мы-то с тобой знаем правду и постараемся его переубедить! Бой у нас честный. Ты ж на двадцать фунтов тяжелее, а ствол поднять не можешь!
