– Неужели Хейнз перед незнакомым разоткровенничался?
– Я угостил его ржаным виски. Уговаривать не пришлось, к тому же Билла так и подмывало излить душу. Алкоголь лишь смыл психологические барьеры. Только это не главное. Как я уже отметил, Билл не видел свою половину до сегодняшнего дня. Сегодня миссис Хейнз выловили из вашего озерца. Думаю, нетрудно представить себе, как она выглядит.
– Боже милостивый! – вскричал Мелтон.
– Тело затолкали под доски подводного настила. Ну, настила к маленькому причалу, который построили киношники. Джиму Тинчфилду, здешнему констеблю, все это не нравится. Он арестовал Хейнза и думает ехать к окружному прокурору в Сан-Бернардино. Договариваться о вскрытии, ну и так далее.
– Тинчфилд думает, что Хейнз убил свою жену?
– Скорее, что подобное вполне возможно. Вообще-то, он говорит далеко не все, что думает. Старина Билл убедительно сыграл убитого горем супруга, но Тинчфилд отнюдь не дурак и наверняка знает о Хейнзе много такого, что мне неизвестно.
– Дом Хейнзов уже обыскали?
– При мне не обыскивали. Может, после моего отъезда.
– Ясно… – В голосе Мелтона сквозила вселенская усталость.
– Для окружного прокурора в год выборов подобное дело – настоящий подарок, – заметил я. – А вот для нас, боюсь, нет. Если меня обяжут присутствовать на дознании, значит придется объяснить цель приезда на Оленье озерцо. Ну, хотя бы частично, зато под присягой. А это значит, что придется втянуть вас.
– Похоже, – бесстрастно начал Мелтон, – я уже втянут. Если моя жена…
Он живописно выругался, а потом долго молчал. В трубке послышались помехи, а затем – треск посильнее, совсем как в грозу на горном перевале.
– У Берил Хейнз имелся собственный «форд». Не машина Билла, где педали переставлены под левую ногу, а свой. Ее «форд» исчез, да и записка, на мой взгляд, не в духе самоубийцы.
– И что вы собираетесь предпринять?
– Такое впечатление, как будто в этом деле меня вечно пытаются отвлечь. Вероятно, сегодня я вернусь в город. Можно будет позвонить вам на домашний?
– Разумеется. Весь вечер и до утра я дома, звоните в любое время. В жизни бы не подумал, что Хейнз способен на убийство.
– Вы знали, что ваша жена периодически уходит в запои, и оставляли ее одну…
– Господи! – точно не слыша меня, причитал Мелтон. – Инвалид с протезом…
– Опустим пикантные подробности, – мрачно предложил я. – На душе и так тошно. До скорого!
Повесив трубку, я вышел в зал, заплатил телефонистке за разговор и вернулся к машине, которая дожидалась на главной улице у аптеки. Центр деревни Пумья Вершина утопал в ярком неоне, блеске и шуме. В сухом горном воздухе каждый звук разносился чуть ли не на милю, и я слышал, о чем говорят в квартале от меня. Купив очередную бутылку виски, я наконец сел в машину и уехал.
Добравшись до поворота на Оленье озерцо, я притормозил у обочины и крепко задумался, но вскоре снова завел мотор и погнал в горы, к домику Мелтона.
На этот раз ворота, охраняющие въезд на частную территорию, оказались закрыты на амбарный замок. Спрятав машину в кусты, я перемахнул через ворота и по-кошачьи бесшумно двинулся к озаренному светом звезд озеру. У Хейнзов было темно, а дома на противоположном берегу превратились в едва различимые тени. Мельничное колесо на бетонной дамбе само по себе выглядело презабавно. Я прислушался, но не уловил ни звука: ночные птицы в горах не поют.
Прокравшись к лачуге Хейнзов, я дернул переднюю дверь – заперто; подобрался с другой стороны, толкнул заднюю – тоже заперто. Я рыскал вокруг темного дома, как уличный кот, и в конце концов нажал на одно из не защищенных москитной сеткой окон. И оно закрыто. Хм, а на вид рамы не слишком крепкие… Пожалуй, неудивительно: при столь низкой влажности они быстро сохнут. Сообразив, что створки окна открываются вовнутрь, я вставил между ними ножичек. Безрезультатно. Разочарованный, я прижался к стене и, глядя на мерцающее во мраке озеро, глотнул из бутылки. Виски мгновенно вернул мне уверенность, и я, взяв большой камень, врезал по раме так, что и окно высадил, и стекло не разбил. Оставалось лишь забраться на подоконник и влезть в дом.
По глазам ударил яркий луч карманного фонарика.
– Сынок, передохни, – посоветовал спокойный голос. – Ты ж наверняка из сил выбился.
Луч пригвоздил меня к стене. Щелкнул выключатель, зажегся свет, и фонарик погас. В откидном кожаном кресле у стола, зачем-то застеленного шалью с коричневой бахромой, уютно устроился Тинчфилд, одетый точно так же, как днем. Ну разве что куртку шерстяную накинул… Челюсти двигались мерно и совершенно бесшумно.
– Киношники сюда мили две кабеля протянули, – объявил он. – Вот людям-то радость. Ну а ты, сынок, помимо взлома и проникновения, чем занимаешься?
Придвинув к себе стул, я сел и огляделся по сторонам. Мы с шерифом находились в квадратной комнатке с двуспальной кроватью, плетеным ковриком и еще кое-какой мебелью. Напротив меня в открытую дверь виднелся угол плиты.
– Была у меня идейка, – признался я, – да, похоже, не из лучших…
Тинчфилд кивнул и впился в меня спокойным, совершенно беззлобным взглядом.
– Я слышал твою машину, – объяснил он, – поэтому знал, что ты на частной дороге и направляешься сюда. А вот ходишь ты беззвучно, молодец! Знаешь, сынок, я ведь много о тебе думал, всю голову сломал!
– В чем дело?
– Кажется, под мышкой у тебя что-то топорщится.
– Кажется, мне лучше расколоться, – усмехнулся я.
– Ну, из-за того, что в окно влез, можешь не волноваться. Я человек терпимый и уверен: у тебя есть разрешение на шестизарядник.
Я выложил на его широкое колено раскрытый бумажник. Тинчфилд осторожно поднес его к свету, внимательно изучил копию лицензии, лежащую в целлулоидном кармашке, и вернул мне.
– Я догадался, что тебя интересует Билл Хейнз, – проговорил он. – Значит, частный детектив… Ну, парень ты крепкий, да и лицо под стать – непроницаемое, как банковский сейф. Я ведь и сам за Билла беспокоюсь… Ты дом хотел обыскивать?
– Была такая мысль.
– Возражать не стану, хотя и особого смысла не вижу: я как следует все обшарил. Кто тебя нанял?
– Говард Мелтон.
Пару секунд Тинчфилд молча жевал табак.
– Могу я спросить зачем?
– Чтобы найти жену. Она бросила его пару недель назад.
Тинчфилд снял широкополую шляпу, взъерошил блеклые темно-русые волосы, отпер входную дверь, распахнул ее и, вернувшись в кожаное кресло, многозначительно посмотрел на меня.
– Мелтон всеми силами старается избежать огласки. При неблагоприятном стечении обстоятельств он может потерять работу, – пояснил я. (Шериф буравил меня немигающим взглядом. Желтый свет лампы делал его профиль бронзовым.) – Речь не о Билле Хейнзе и не о спиртном.
