– Это мой долг, Генри, и я не могу отказаться.
– Ха, – хмыкнул Генри. – А я говорю: нет. Ты, конечно, чокнутый, но чем-то мне приглянулся. Я говорю: нет. Генри Эйхельбергер из Висконсина – или из Милуоки, как тебе больше нравится, – говорит: нет. А он знает, что говорит. – Он снова глотнул из бутылки.
– Послушай, Генри, пьяный ты мне уж точно не помощник, – желчно заметил я.
Генри опустил бутылку и посмотрел на меня. Его грубое лицо выражало неподдельное удивление.
– Пьяный? – взревел он. – Ты сказал «пьяный» или мне послышалось? Эйхельбергер пьяный? Послушай, сынок. У нас просто нет на это времени. Для этого нужно месяца три. Как-нибудь, когда у тебя будет три свободных месяца, тысяч пять галлонов виски и воронка, я с удовольствием покажу тебе, как выглядит пьяный Эйхельбергер. Ты глазам своим не поверишь. Сынок, от этого города ничего не останется, кроме раскиданных бревен и груд битого кирпича, а посредине – черт, я сам заговорю по-английски, если еще немного поболтаюсь рядом с тобой, – будет лежать Генри Эйхельбергер, улыбаться и щуриться на солнце. И ни одной живой души вокруг на расстоянии пятидесяти миль. Пьяный Уолтер. Не в стельку и не мертвецки. Но если ты употребишь слово «пьяный», я по крайней мере не обижусь.
Он сел и снова выпил. Я уныло смотрел в пол. Возразить мне было нечего.
– Но это, – продолжил Генри, – в другой раз. А теперь я просто принимаю лекарство. Без небольшой дозы огненной воды, как ее называют эти умники, я сам не свой. Я ею вскормлен. Мы пойдем туда вместе, Уолтер. Где это?
– Около пляжа, но ты со мной не пойдешь, Генри. Если тебе нужно выпить – пей, но со мной ты не пойдешь.
– У тебя большая машина, Уолтер. Я лягу на пол сзади и накроюсь ковриком. Дело верное.
– Нет, Генри.
– Ты отличный парень, Уолтер, и я тебя не брошу. Глотнул бы ты, Уолтер. Что-то вид у тебя неважный.
Мы препирались около часа. В конце концов я разнервничался, устал, и у меня разболелась голова. И именно тогда совершил ошибку, которая могла стать роковой. Поддавшись на уговоры Генри, я выпил немного виски – исключительно с медицинскими целями. После этого я почувствовал себя гораздо лучше и отважился еще на одну, более внушительную порцию. Утром я ничего не ел, только выпил кофе, а ужин накануне вечером был очень легким. Еще через час Генри отправился за очередными двумя бутылками виски, а я чувствовал себя легким как птичка. Все трудности чудесным образом испарились, и я с радостью согласился, чтобы Генри сопровождал меня на встречу с вымогателями – сзади, под ковриком.
Мы очень приятно проводили время часов до двух дня, а потом у меня стали слипаться глаза, и я лег на кровать и погрузился в глубокий сон.
7
Проснувшись, я увидел, что уже совсем стемнело. Я в панике вскочил, и резкое движение отозвалось болью в висках. Часы показывали половину седьмого. В квартире я был один. На полу пролегли длинные тени, а батарея бутылок из-под виски на столе вызывала отвращение. Генри Эйхельбергера и след простыл. Повинуясь инстинктивному порыву, которого мне почти сразу пришлось устыдиться, я бросился к висевшему на спинке стула пиджаку и сунул руку во внутренний боковой карман. Пачка денег оказалась на месте. Колеблясь и испытывая легкое чувство вины, я вытащил пачку и тщательно пересчитал купюры. Ни одна не пропала. Вернув деньги на место, я попытался улыбнуться собственной подозрительности, затем включил свет и отправился в ванную. Контрастный душ помог восстановить относительную ясность мысли.
Надевая свежее белье, я услышал, что в замочной скважине поворачивается ключ. Вошел Генри Эйхельбергер с двумя завернутыми в бумагу бутылками виски под мышками. Он посмотрел на меня, как мне показалось, с искренней теплотой.
– Ну ты и спишь! – восхищенно воскликнул он. – Пришлось вытащить у тебя ключи, чтобы не разбудить. Нужно было купить еды и еще виски. Я тут немного выпил один, хотя, как я тебе уже говорил, это не в моих правилах. Но сегодня особый день. Теперь никаких ограничений на выпивку. Нам непозволительно волноваться, пока все не закончится.
Он развернул бутылку и плеснул мне немного виски. Я с благодарностью выпил и сразу же почувствовал, как тепло разливается по жилам.
– Держу пари, ты уже проверил, на месте ли денежки, – с ухмылкой сказал Генри.
Я почувствовал, что краснею, но промолчал.
– Ладно, дружище, все правильно. В конце концов, откуда тебе знать Генри Эйхельбергера? Но я тут сделал еще одно дело. – Он сунул руку в задний карман брюк и извлек оттуда короткоствольный автоматический пистолет. – На случай если эти парни будут плохо себя вести, я потратил пять баксов на железку, которая сама не прочь поиграть в такие игры. А Эйхельбергеры почти не промахиваются, когда стреляют.
– Мне это не нравится, Генри, – сурово сказал я. – Так я нарушаю уговор.
– К черту уговор. Парни получают деньги, и никаких копов. Но я должен проследить, чтобы они не смылись, а отдали камушки.
Я понял, что спорить с ним бесполезно, и поэтому закончил одеваться, собираясь на встречу. Мы выпили еще по глотку, и Генри сунул непочатую бутылку в карман.
– У входа меня ждет такси, – сообщил он по пути к лифту. – Хочу посмотреть, нет ли за тобой хвоста, – с этих парней станется. Ты сначала покружи по тихим кварталам, чтобы я мог все выяснить. Но скорее всего, они сядут тебе на хвост ближе к пляжу.
– Должно быть, все это стоит тебе уйму денег, Генри.
Пока мы ждали лифт, я достал из бумажника еще одну двадцатидолларовую купюру и протянул ему. Он не хотел брать деньги, но в конечном итоге сложил купюру и сунул в карман.
Я последовал совету Генри и катался по улицам на склоне холма к северу от Голливудского бульвара, пока не услышал, как сзади сигналит такси, – эти гудки сложно с чем-то перепутать. Я остановился на обочине. Генри вышел из такси, расплатился с водителем и сел в мою машину рядом со мной.
– Все чисто, – сообщил он. – Хвоста нет. Пока я просто пригнусь, а ты притормози у какой-нибудь забегаловки, где можно перекусить. Если случится заварушка, придется включать полный ход.
Я поехал на запад, свернул на бульвар Сансет и остановился у переполненного кафе, где клиентов обслуживают прямо в машинах. Устроившись за стойкой бара, мы перекусили омлетом и кофе и двинулись дальше. В Беверли-Хиллз Генри снова заставил меня петлять среди жилых кварталов, внимательно наблюдая за дорогой в зеркальце заднего вида.
Удовлетворенные результатом проверки, мы вернулись на Сансет и без помех миновали Бель-Эр и окраины Вествуда, доехав почти до поля для игры в поло под названием «Риверта». Здесь начинался Мандевиль-каньон, очень тихое и укромное местечко. Генри попросил меня углубиться в ущелье, а затем мы остановились, сделали по глотку виски из его бутылки, и он перебрался назад, скорчился на полу и накрылся ковриком. Пистолет и бутылку Генри положил рядом с собой. Мы продолжили путь.
