За полквартала до отеля асфальтовая дорога сворачивала к лодочной пристани, затем снова на восток, к берегу озера. Вода спала, и коровы жевали жухлую траву там, где весной простирались заливные луга. Невероятно терпеливые рыбаки ловили окуней с моторных лодок. Примерно в миле за лугом грунтовая дорога, извиваясь, ползла на длинную, поросшую можжевельником косу. Ближе к берегу виднелся ярко освещенный павильон для танцев. Музыка уже играла вовсю, хотя смеркаться только начало. Громковато: казалось, оркестр играет у меня под ухом. Глубокий женский голос завел «Песню дятла» Гленна Миллера. Я покатил дальше, музыка стихла, а дорога стала грубой и каменистой. Мимо проплыл чей-то дом, а дальше не было видно ничего, кроме сосен, можжевельника и сияния озерной воды. Въехав на косу, я остановил машину и подошел к огромному поваленному дереву – корни торчали из земли футов на двенадцать, не меньше.
Опустившись на землю, я прислонился к стволу и раскурил трубку. Тишина и покой окутывали плотным коконом, заставляя забыть о проблемах и заботах. У дальнего берега две моторные лодки затеяли игру в салки, а с моей стороны совершенно неподвижная вода медленно темнела в сгущающихся сумерках. Я лениво подумал, кто такой этот Фред Лейси и, раз дело столь важное, почему не дождался меня и не оставил сообщения. Думал я от силы минуту: умиротворяющая обстановка интенсивной работе мысли не способствовала. Я курил, смотрел на озеро, на небо, на малиновку, застывшую на голой верхушке старой сосны. Сейчас стемнеет, и птица затянет свою вечернюю песню…
Минут через тридцать я поднялся, каблуком вырыл ямку, вытряхнул в нее пепел из трубки и засыпал землей. Неизвестно зачем, я сделал несколько шагов к озеру и оказался у корней поваленного дерева. Тогда и увидел ступню в белой парусиновой туфле девятого размера
[75].
Приблизившись еще на несколько шагов, я обнаружил вторую ступню в парусиновой туфле, ноги в полосатых брюках, торс в бледно-зеленой спортивной рубашке навыпуск с трикотажными карманами. Пуговиц на рубашке не имелось. В глубоком треугольном вырезе курчавились темные волосы. Итак, на земле лежал мужчина среднего возраста с намечающейся лысиной, хорошим загаром и аккуратными усами над толстой верхней губой. В полуоткрытом рту просматривались крупные зубы. Лицо дышало спокойствием: как бывает, если обильно питаться и ни о чем не тревожиться. Глаза смотрели в темнеющее небо и упорно не желали встречаться с моими.
На левой стороне бледно-зеленой рубашки расползалось огромное, как суповая тарелка, багровое пятно. В центре пятна, должно быть, зияло отверстие, но рассмотреть точнее мешал сгущающийся мрак.
В нагрудном кармане несчастного я нащупал сигареты со спичками, а в карманах брюк – жесткие выпуклости, больше всего похожие на ключи и монеты. Чтобы добраться до задних карманов, его пришлось перевернуть на бок. Надо же, еще не окоченел… Какое там, остыть-то не успел. Бумажник из грубой кожи сидел в кармане довольно плотно, и, вытаскивая его, я уперся в спину незнакомца.
В бумажнике обнаружились двенадцать долларов и несколько визиток, однако меня интересовало имя на водительском удостоверении. Пытаясь прочесть его, я зажег спичку: ночь наступала быстро.
Водительские права принадлежали Фредерику Шилду Лейси.
2
Я вернул бумажник на место и обошел поваленное дерево, внимательно глядя по сторонам: никого, причем не только на суше, но и на воде. При таком слабом свете заметить меня и мои манипуляции можно было лишь с очень близкого расстояния.
Я нагнулся – проверить, не оставляю ли следов. Нет. Почва-то здесь какая: старые сосновые иголки да древесная труха.
Пистолет лежал футах в четырех от тела. Я к нему даже не притронулся, просто наклонился и увидел «кольт» двадцать второго калибра с костяной рукоятью, скрытый под кучкой побуревшей хвои, в которой копошились крупные муравьи: один бесстрашно полз по дулу «кольта».
Расправив плечи, я снова огляделся по сторонам. Вокруг косы плыла лодка, точнее – не плыла, а дрейфовала; впрочем, видно ее не было, слышался только неровный стук приглушенного мотора. Пора возвращаться к машине. Внезапно из-за ветвистого куста толокнянки бесшумно поднялась маленькая фигура. В последних лучах догорающего солнца блеснули очки и чуть ниже – что-то еще, зажатое в ладошке.
– Руки поднять вверх, пожалуйста, – вежливо попросил голос.
Сейчас бы скоренько вытащить пистолет из кобуры! Полной уверенности в своих способностях я не чувствовал, поэтому выполнил требование.
Маленькая фигура обогнула куст толокнянки, и я удостоверился, что блестящий предмет номер два – это пистолет, причем довольно большой.
В маленьком рту, отороченном черными усиками, мелькнул золотой зуб.
– Повернуться спина, пожалуйста, – чуть ли не успокаивающе попросил приятный высокий голос. – Видеть мертвый мужчина на земля?
– Знаете, я тут проездом… – начал я.
– Повернуться спина немедленно! – куда решительнее потребовал невысокий усач.
Я повернулся.
Дуло пистолета доверчиво прижалось к моему позвоночнику, а проворная ручка, ощупав меня, задержалась на револьвере у меня в кобуре. Послышалось вкрадчивое воркование, и ручка двинулась ниже, к задним карманам брюк. Секунда – и давящей тяжести бумажника как не бывало. Ай да карманник, ай да ловкач, прикосновения почти не чувствуются!
– Я смотреть бумажник. Вы стоять очень тихо, – велел голос, и пистолет соскользнул с позвоночника.
Уважающий себя парень не упустил бы такого шанса. Он бы быстро упал на колени, сделал сальто назад и, еще не приземлившись, открыл бы огонь. Маневр занял бы пару мгновений. Уважающий себя парень убрал бы вкрадчивого очкарика с дороги, как надменные вдовы убирают вставные челюсти, – доведенным до автоматизма жестом. Увы, мне уважения к себе катастрофически не хватало.
Вскоре бумажник вернулся в карман, а холодное дуло – к позвоночнику.
– Итак, – негромко резюмировал голос, – вы зря приехать сюда.
– Золотые слова, брат, – восхитился я.
– Не важно! – потерял терпение голос. – Вы уехать домой, прямо сейчас уехать! Пятьсот долларов. Хранить молчание и через неделю получить пятьсот долларов!
– Отлично! – воскликнул я. – Адрес мой знаете?
– Очень смешно! – проворковал голос. – Ха-ха-ха!
По правой подколенной ямке что-то ударило, и нога сложилась, как перочинный нож. Голова тупо заныла в предвкушении удара большим пистолетом, но усач меня провел, отвесив старый добрый подзатыльник. В исполнении маленькой твердой ладошки он получился мастерским – моя голова улетела на середину озера, затем мерзко дребезжащим бумерангом вернулась на позвоночник. Поразительно, но по пути в рот набились сосновые иголки.
Потом я ненадолго попал в душную каморку с закрытыми окнами, за которыми темнела ночь. Я хрипел и извивался: мне на спину насыпали целую тонну угля. Один комок больно врезался в позвоночник… Я издавал какие-то звуки, но, похоже, не слишком громкие: никто не думал обращать на них внимание.
