Затем раздался отчетливый и очень вежливый голос с легким иностранным акцентом:
– Пожалуйста, потерпите, мадам. Мистер Каналес будет через минуту.
Я подошел к столу и протиснулся к самому барьеру. Рядом со мной, голова к голове, стояли два крупье. Один медленно водил лопаточкой для фишек взад-вперед по столу рядом с неподвижным колесом рулетки. Оба смотрели на рыжеволосую девушку.
На ней было черное вечернее платье с глубоким вырезом, открывавшее изящные белые плечи. Красивой ее, пожалуй, не назовешь – но и не просто милашка. Ее длинные ресницы трепетали. На столе перед девушкой лежала большая куча фишек и денег.
Она говорила монотонным голосом, словно повторяла эту фразу уже не в первый раз:
– Давай крути колесо! Как забирать деньги, так это вы враз, а платить не нравится.
Работавший за столом крупье улыбался спокойной, ровной улыбкой. Он был высоким, смуглым и невозмутимым.
– Стол не может принять вашу ставку, – бесстрастно произнес он. – Если только мистер Каналес… – Он пожал изящными плечами.
– Это же твои деньги, дылда. Не хочешь отыграться?
Лу Харгер, стоявший рядом с девушкой, облизнул губы, сжал пальцами ее локоть и горящими глазами посмотрел на груду денег.
– Подожди Каналеса… – тихо проговорил он.
– К черту Каналеса! Мне везет, и я хочу играть.
В стене за столами открылась дверь, и в зал вошел чрезвычайно худой и бледный мужчина. У него были прямые и тусклые черные волосы, высокий шишковатый лоб и спокойные, непроницаемые глаза. Две тонкие линии аккуратно подстриженных усов расходились под прямым углом и опускались ниже уголков рта на целый дюйм, придавая лицу восточный вид. Бледная кожа блестела.
Он проскользнул за спиной крупье, остановился возле угла среднего стола, посмотрел на рыжеволосую девушку и дотронулся до кончиков усов двумя пальцами, ногти которых имели багровый оттенок.
Внезапно мужчина улыбнулся, хотя уже через мгновение казалось, что он никогда в жизни не улыбается, и заговорил бесцветным, насмешливым голосом:
– Добрый вечер, мисс Гленн. Вы позволите отправить с вами сопровождающего, когда поедете домой? Будет жаль, если эти деньги попадут в чужие руки.
Рыжеволосая неприязненно посмотрела на него:
– Я никуда не ухожу, если только меня не выкинут.
– Нет? – удивился Каналес. – И что вы собираетесь делать?
– Сорвать банк, черножопый!
Толпа притихла. В зале повисла мертвая тишина – ни шепота, ни других звуков. Лицо Харгера постепенно бледнело, приобретая оттенок слоновой кости.
Каналес и бровью не повел. Он поднял руку, медленным и точным движением достал из кармана смокинга бумажник и бросил на игорный стол перед крупье.
– Десять тысяч, – глухим скрипучим голосом объявил он. – Это моя максимальная ставка.
Высокий крупье взял бумажник, раскрыл, извлек из него две пачки хрустящих банкнот, быстро пересчитал их, проведя пальцем по краю, закрыл бумажник и подвинул к Каналесу.
Каналес не стал брать его. Никто не шевелился, за исключением крупье.
– Поставь на красное, – приказала девушка.
Крупье перегнулся через стол, аккуратно сложил ее деньги и фишки, передвинул ставку на красный ромб и взялся за колесо рулетки.
– Если не возражаете, – Каналес ни на кого не смотрел, – только мы двое.
Все закивали, но никто не произнес ни звука. Крупье провернул колесо и едва заметным движением левой кисти пустил шарик по желобу. Затем убрал руки и демонстративно положил ладони на крышку стола, на виду у всех.
Глаза рыжеволосой девушки загорелись, губы приоткрылись.
Шарик покатился по желобу, упал вниз, едва не задев один из сверкающих металлических ромбов, скользнул по краю колеса и застучал по зубчикам напротив чисел. Потом внезапно, с глухим стуком остановился – рядом с двойным «зеро», на красном номере 27. Колесо замерло.
Крупье взял лопатку, медленно подвинул две пачки купюр к ставке девушки, потом убрал выигрыш с размеченного поля.
Каналес спрятал бумажник в нагрудный карман, повернулся, медленно вернулся к двери и вышел из зала.
Я разжал пальцы, судорожно стискивавшие барьер. Публика повалила к бару.
3
Я сидел в углу за маленьким столиком с кафельным верхом и поглощал очередную порцию текилы, когда подошел Лу. Оркестрик наигрывал легкое, нервное танго, и одна пара неуклюже топталась на танцплощадке.
На Лу было кремовое пальто с поднятым воротником, из-под которого выбивался белый шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Настоящий щеголь. Перчатки он сменил на белые, свиной кожи. Лу бросил одну перчатку на стол, наклонился ко мне и тихо произнес:
– Больше двадцати двух тысяч. Вот это навар!
– Очень неплохие деньги, Лу. Какая у тебя машина?
– Что-то не так?
– С игрой? – Я пожал плечами и покрутил в руке стакан. – Я не разбираюсь в рулетке… А вот манеры твоей шлюхи мне очень не понравились.
– Она не шлюха, – возразил Лу. В его тоне сквозило беспокойство.
– Тебе видней. Задала она Каналесу жару. Так какая у тебя машина?
– Седан «бьюик». Темно-зеленый, с двумя фарами и такими маленькими выносными подфарниками. – Беспокойство из его голоса никуда не исчезло.
– Медленно прокатись по городу. Дай мне возможность присоединиться к параду.
Лу взял перчатку и удалился. Рыжеволосой девушки нигде не было видно. Я посмотрел на часы, а когда поднял взгляд, то увидел, что у моего столика стоит Каналес. Глаза над щегольскими усами смотрели на меня без всякого выражения.
– Вам у меня не нравится, – сказал Каналес.
– Наоборот.
– Вы пришли сюда не играть.
Он не спрашивал, а утверждал.
– А это обязательно? – сухо поинтересовался я.
На его лице промелькнула слабая тень улыбки.
– Ищейка, – сказал он, наклонившись ко мне. – Пронырливая ищейка.
– Всего лишь частный детектив, – ответил я. – И не такой уж пронырливый. Вас ввела в заблуждение длинная верхняя губа. Это у нас семейное.
Пальцы Каналеса обхватили спинку стула и крепко сжали.
– Больше не приходите сюда – никогда. – Его голос звучал мягко, почти сонно. – Не люблю стукачей.
Я вынул сигарету изо рта, некоторое время разглядывал ее, потом поднял глаза на Каналеса:
– Я слышал, как вас оскорбили. Вы вели себя достойно… Так что на этот раз я вас прощаю.
На лице Каналеса появилось какое-то странное выражение. Затем он повернулся и пошел прочь, покачивая плечами. При ходьбе он ставил ноги на всю ступню и довольно сильно выворачивал наружу. В его походке и в лице было что-то негритянское.
