Сержант Редер наклонился над люком, заглядывая под лесенку.
– Места сколько угодно, – заметил он. – Лестницу построили, чтобы иметь доступ к трубам, а потом настелили поверх доски, и получился чулан. Стоит проверить вентиляционную шахту.
Лейтенант Вальдман – внушительный красавец с широкими плечами фулбека и печальными черными глазами – равнодушно кивнул.
– А это дно нагревательного котла, – сержант Редер постучал по железу, ответившему гулким громыханием. – Кто-нибудь проверял вентиляцию?
– Проверяли, – ответил Вальдман. – Отверстия довольно большие, но три из четырех забиты и закрашены, а в одном установлен газовый счетчик. Через него никто не протиснется.
– Да и на ковре не было ни морщинки, – заметил Редер, опуская люк.
Сержант вытер руки о ковер, и детективы вышли из чулана, закрыв за собой дверь.
В гостиной суетились эксперты.
– Можете не искать отпечатки, – заметил лейтенант, почесывая черную щетину на подбородке. – Если только найдете очень четкие, на двери или окне, но и тогда это мало что даст. В конце концов, Петтигрю здесь жил. Это его дом.
– Неплохо бы знать, кто вызвал полицию, – сказал Редер.
– Петтигрю, больше некому. – Лейтенант по-прежнему почесывал щеку, поглядывая на сержанта печальными осоловелыми глазами. – Не верю я в самоубийство. Я навидался самоубийц, но никому из них не удавалось пустить себе пулю в сердце с трех, а скорее всего, с четырех-пяти футов.
Редер кивнул, разглядывая решетку котла, частично вмонтированную в стену.
– Допустим, что это самоубийство, – продолжил Вальдман. – Все двери и окна закрыты наглухо, кроме того окна, которое выставили патрульные, причем один из них находился тут до нашего приезда. Дверные щеколды задвинуты, а единственная смежная дверь закрыта на задвижку снаружи и пружинный замок изнутри. Таким образом, нет физических доказательств того, что, когда раздался выстрел, Петтигрю находился в этой комнате.
– Пока нет, – уточнил Редер.
– Верно, ведь кто-то же сообщил о выстреле в полицию, хотя соседи утверждают, что ничего не слышали.
– Мало ли что они утверждают! – вставил Редер.
– Но зачем им лгать после того, как тела обнаружены? Не всякий захочет быть свидетелем на процессе, но еще больше хлопот наживешь, если скажешь, что не слышал выстрела или не уверен, что слышал. Следователи не отвяжутся, будут заставлять соседей вспомнить то, что они якобы забыли.
– Вернемся к Петтигрю, – сказал Редер. Сержант пристально и с легким превосходством – словно что-то задумал, но с напарником делиться пока не собирался – смотрел на лейтенанта.
– Мы не можем его не подозревать, – сказал Вальдман. – Муж – всегда главный подозреваемый. Проведал, что жена крутит шашни с этим Портером Грином. Петтигрю был дома, почтальон видел его с утра. Неизвестно, когда он ушел. Если до выстрела, то он чист. Если после – это меняет дело, хотя он всегда может заявить, что ничего не слышал. Я ставлю на Петтигрю – возможностей у него было хоть отбавляй. А если так, что он должен был сделать потом?
– Убийцы никогда не совершают очевидных поступков, – пожал плечами Редер. – Допустим, поняв, что не выберется из дома, не оставив улик, он сам вызвал полицию. Этот малый терпел, что его жена строила квартиранту глазки в его собственном доме! Либо он холоден, как дохлая рыба, и не в состоянии…
– И так бывает, – вставил Вальдман.
– …либо сгорал от злости и унижения. Допустим, он не убивал, но у него были все основания всадить пулю в жильца. Петтигрю должен понимать, что эта мысль неизбежно придет нам в голову. Он вышел, набрал из ближайшей телефонной будки номер полиции – и вскоре явится сюда, полный недоумения.
Вальдман кивнул:
– Однако, пока мы не припрем его к стенке, рассуждать рано. Чистое везение, что никто не слышал выстрела и не видел, как он уходил. Петтигрю не может на это рассчитывать, как и на то, что ему удастся прикинуться глухим. Если это самоубийство, то он не слышал выстрела, не звонил в полицию и понятия не имеет, что кто-то свел счеты с жизнью.
– Это не самоубийство, – сказал Редер. – Дьявол, но как ему удалось выбраться из запертого дома?
– Действительно, как?
– А вот как – через решетку котла под полом! Котел обогревает не только гостиную, но и коридор. Разве ты не заметил? – с апломбом спросил Редер.
Вальдман медленно опустил глаза и снова поднял их на сержанта:
– Какого ж он размера?
– Ребята пошарили в его шкафу. Пять футов десять дюймов росту, сто шестьдесят фунтов веса. Обувь – восемь с половиной, рубашки тридцать восьмого размера, пиджаки тридцать девятого. Невелик, прямо скажем. Заслонка за вертикальной решеткой не закреплена. Нужно снять с нее отпечатки.
– Признайся, Макс, ты меня дурачишь.
– Тебе виднее, лейтенант. Если это убийство, малый должен был как-то выбраться отсюда. Не бывает убийств в наглухо запертых домах.
Вальдман вздохнул и посмотрел на пятно рядом с ножкой стола:
– Верно, не бывает. Только, похоже, нам досталось именно такое.
Без шестнадцати три Джо Петтигрю шагал по тропинке в тихой части голливудского кладбища. Не то чтобы здесь было слишком тихо, но место было уединенное и всеми забытое. Трава манила прохладой. Джо уселся на маленькую каменную скамью и стал смотреть на дорогой мраморный памятник с ангелами и полустертой надписью золотом. Прочел имя, вызывавшее в памяти забытый шик – дни, когда звезды мерцающего экрана жили, как халифы, а умирали, как принцы крови. Скромное прибежище для человека, чье имя некогда гремело. Иллюзия рая на дальнем берегу реки.
Тот мир был навеки утрачен. Дрянной самопальный джин, гангстерские разборки, двойная бухгалтерия, шумные вечеринки, где к утру поголовно все напивались вусмерть. Сигарный дым в театре. В те дни все курили сигары. Тяжелый туман висел над креслами бельэтажа и медленно плыл к сцене. Джо вдыхал его, балансируя на велосипеде – колеса размером с арбуз – в пятнадцати футах от пола. Джо Мередит, клоун-велосипедист. Неплохо. Премьером Джо никогда не был – не та специальность, – но все же клоун-велосипедист не чета простому акробату. Сольный номер. Думаете, легко? Попробуйте сами, увидите, легко ли с пятнадцати футов приземлиться затылком на жесткий пол и одним движением вскочить на ноги: шляпа на макушке сидит как влитая, девять дюймов сигары торчат из громадного размалеванного рта.
«Интересно, – подумал Джо, – что будет, если попробовать повторить тот номер? Сломаю четыре ребра и проткну легкие, не иначе».
На тропинке показался один из тех молодых отчаянных юнцов, что при любой погоде разгуливают без пальто. Лет двадцать, копна сальных черных волос, узкие равнодушные глаза, смуглая оливковая кожа, рубашка распахнута на крепкой безволосой груди.
Юнец остановился напротив скамьи и смерил Джо цепким взглядом.
