Машина беззвучно скользнула по дорожке, проехала мимо двух приземистых каменных колонн – и растворилась в огнях бульвара. Мэллори, думая о своем, надел шляпу.
Во тьме у него за спиной, между высокими итальянскими кипарисами, что-то шевельнулось. Он быстро обернулся – и прямо перед собой увидел мерцающее дуло пистолета.
Пистолет держал здоровенный детина. На затылке сидела бесформенная фетровая шляпа, неопределенного вида пальто распахнулось на животе. В тусклом свете из высокого и узкого окна просматривались кустистые брови и крючковатый нос. За его спиной стоял напарник.
Первый сказал:
– Это пистолет, приятель. Бум-бум – и человек лежит. Попробовать не хочешь?
Мэллори бесстрастно посмотрел на него:
– Не разводи детский сад, начальник! В чем дело?
Верзила засмеялся – приглушенно, словно море бьется о скалы в тумане. Он вложил в голос изрядную долю сарказма:
– Ишь ты, какой сообразительный, сразу нас раскусил. Не иначе, Джим, один из нас смахивает на полицейского. – Он пристально взглянул на Мэллори и добавил: – Мы видели, как ты вырубил коротышку. Порадовалась душа?
Мэллори выбросил окурок, посмотрел, как он описал дугу в темноте. Потом, взвешивая слова, спросил:
– Может, за двадцатку вы на это посмотрите по-другому?
– Только не сегодня, уважаемый. В другой вечер – да, а сегодня – никак.
– Сотню?
– И это не получится, уважаемый.
– Н-да, – мрачно произнес Мэллори. – Выходит, мои дела совсем плохи.
Верзила снова засмеялся, подошел вплотную. Напарник вывалился из тени и положил руку – мясистую, плотную – Мэллори на плечо. Не сходя с места, Мэллори дернул корпусом – рука упала.
– Убери лапы, ищейка! – бросил Мэллори.
Второй издал рычащий звук. В воздухе что-то просвистело – и за ухом у Мэллори вспыхнула острая боль. Он упал на колени. Несколько раз, не поднимаясь, яростно мотнул головой. В глазах прояснело. Он увидел, что тротуар выложен ромбовыми плитами. И медленно поднялся.
Он взглянул на полицейского, что огрел его дубинкой, и сквозь зубы выругался – в голосе слышалась затаенная ярость, которая и подняла его на ноги, губы чуть шевелились и напоминали два куска плавящейся смолы.
Верзила поинтересовался:
– Что на тебя нашло, Джим? Зачем ты его треснул по башке?
Джим поднес жирную руку ко рту и погрыз ее. Потом сунул дубинку в боковой карман пальто.
– Ладно тебе! – заявил он. – Давай берем его… чего церемониться? Что-то выпить охота.
Он решительно зашагал по тротуару. Мэллори медленно повернулся и проводил его взглядом, потирая ушибленную голову. Здоровяк деловито приподнял пистолет и распорядился:
– Идем, приятель. Прокатимся при лунном свете.
Мэллори выполнил команду. Здоровяк шел рядом, а Джим пристроился с другой стороны. Крепко стукнув себя по животу, он сказал:
– Надо выпить, Мак. А то я весь издергался.
– Все издергались, нашел чем удивить, – примирительно буркнул его спутник.
Они подошли к двухдверному автомобилю, припаркованному во втором ряду возле приземистых колонн у выезда на бульвар. Обидчик Мэллори сел за руль. Здоровяк подтолкнул Мэллори на заднее сиденье и сел рядом. Положив пистолет себе на колени, он еще больше сдвинул шляпу на затылок и достал смятую пачку сигарет. Аккуратно извлек сигарету и зажег – левой рукой.
Машина влилась в море огней и, немного продвинувшись в восточном направлении, по длинному спуску свернула на юг. Город был устлан бесконечной простыней сияющих огней. Неоновая реклама вспыхивала и излучала тепло. По скоплениям облаков бродил неторопливый луч прожектора.
– Значит, так, – заговорил здоровяк, выпуская дым из широких ноздрей. – Мы тебя засекли. Ты пытался толкнуть этой вертихвостке Фарр какие-то липовые письма.
Мэллори усмехнулся – коротко и безрадостно.
– У меня от вас голова болит, начальники, – сказал он.
Здоровяк, глядя перед собой, обдумывал услышанное. Свет рекламных огней волнами выхватывал из тьмы его широкое лицо. Вскоре он произнес:
– Мы ничего не путаем. В своем деле пока разбираемся.
Глаза Мэллори сузились. На губах заиграла улыбка.
– Это в каком же деле, фараон?
Здоровяк было широко раскрыл рот, но тут же захлопнул его, щелкнув челюстями.
– По-моему, тебе лучше все рассказать, умник. И самое подходящее время для этого – прямо сейчас. Со мной и Джимом еще можно поладить, но не все наши коллеги такие белые и пушистые.
– А что рассказать, лейтенант? – спросил Мэллори.
Здоровяк затрясся от беззвучного смеха и ничего не ответил. Машина проехала мимо нефтяной скважины, что стоит прямо посреди бульвара Ла-Сьенега, потом свернула на тихую, обрамленную пальмами улочку. Посреди квартала, перед пустой стоянкой, она остановилась. Джим заглушил мотор и выключил фары. Затем достал из кармана на дверце плоскую бутылку, приложился к ней и с глубоким вздохом протянул ее через плечо.
Здоровяк сделал глоток, махнул бутылкой и сказал:
– Нам тут надо приятеля подождать. Давай поговорим. Меня зовут Макдональд, я из детективного бюро. Ты хотел вытрясти деньжат из этой девчонки Фарр. За нее вступился охранник. Ты его вырубил. Это все было красиво, нам даже понравилось. Но нам не понравилось другое.
Джим потянулся за бутылкой виски, еще раз глотнул, понюхал горлышко и сказал:
– Мы тебя караулили. Но не думали, что ты попрешь так по-наглому, в открытую. Что-то тут не так.
Мэллори облокотился на дверцу, посмотрел на спокойное, утыканное звездами небо. Потом сказал:
– Вижу, ты больно много знаешь, фараон. И приплачивает тебе совсем не мисс Фарр. Когда кинозвезд шантажируют, они в полицию не обращаются.
Крупная голова Макдональда дернулась. Во мраке автомашины глаза его слабо блеснули.
– Кто нам приплачивает, умник, мы тебе сказать забыли. Так ты хотел из нее что-то вытрясти или нет?
Мэллори мрачно объяснил:
– Мисс Фарр – моя старая знакомая. Кто-то ее шантажирует – но не я. Правда, я догадываюсь, кто это.
– А зачем макаронник тебе пистолетом угрожал? – быстро спросил Макдональд.
– Я ему не понравился, – устало ответил Мэллори. – Я его обидел.
– Что за туфта! – сердито проворчал Макдональд.
Его напарник с переднего сиденья добавил:
– А ты дай ему по хлебалу, Мак. А то развыступался!
Мэллори вытянул руки вниз, повел плечами, словно разгоняя мурашки. Слева под мышкой плотно затаился его «люгер». Взвешивая слова, он произнес:
