– Не с кем поругаться? Заведи жену. Я теперь главный следователь в управлении шерифа. Осталось только сдать экзамен на капитана. Мне теперь не к лицу якшаться с частными сыщиками.
– Даже со мной? Похоже, мне нужна помощь. Дельце щекотливое, еще пришьют ненароком.
– И ты решил, что я со всех ног брошусь тебя выручать?
– Брось, Берни, я малый неплохой. Сейчас вот пытаюсь спасти бывшего бандита от наемных убийц.
– По мне так, чем меньше их останется, тем лучше.
– Не буду спорить, но, если я позвоню, не пришлешь парочку крепких ребят на подмогу?
Мы обменялись еще парой колкостей и повесили трубки. Затем я набрал номер Икки Розенштейна.
– Говорите, – раздался неприятный голос.
– Марлоу. Приготовьтесь сняться с места около полуночи. Мы засекли ваших дружков. Они окопались в «Беверли-Вестерн». Хотя сегодня они вряд ли появятся. Откуда им знать, что вы начеку.
– Рискованно.
– Само собой, Икки, я вас не на пикник приглашаю! Сами привели их в мою контору, значит времени у нас в обрез.
Некоторое время он дышал в трубку.
– Кто к вам приходил?
– Какой-то мелкий проходимец приставил мне дуло к брюху. Пришлось с ним разобраться. Только не понимаю, зачем было присылать ко мне шпану, если они не хотели, чтобы я знал слишком много.
– Похоже, вы вляпались, приятель.
– Не впервой. Я буду у вас около полуночи. Где ваша машина?
– У входа.
– Отгоните ее в переулок и не забудьте запереть. Где в вашей конуре запасной выход?
– Сзади. Выходит в переулок.
– Оставьте там чемодан. Мы выйдем вместе, а после его заберем.
– Хотите, чтобы чемодан стянули?
– А вы хотите схлопотать пулю?
– Ладно, – буркнул он, – но шансы невелики.
– Как у автогонщиков. Однако их это не останавливает. Наше спасение в скорости. Около десяти потушите свет и хорошенько разворошите постель. Можете бросить вещи, будто в спешке.
Он что-то буркнул в ответ, и я повесил трубку.
Телефонная будка, как всегда на заправках, была ярко освещена. Копаясь в стопке дорожных карт у прилавка, я осмотрелся. Чтобы не вызывать подозрений, купил карту Сан-Диего и сел в арендованную машину.
Припарковавшись за углом Пойнтер-стрит, я поднялся на второй этаж и пристроился у окна съемной квартиры. Ничего подозрительного я не заметил. Две не слишком шикарные цыпочки вышли из дома, где жил Икки, и укатили в новехоньком авто. Мужчина роста и комплекции Икки вошел внутрь. Люди входили и выходили, но нечасто. С тех пор как проложили автостраду Голливуд-фривей, чужие на соседние улицы не захаживали, только местные.
Стоял чудесный осенний вечер, насколько это возможно в испорченном климате Лос-Анджелеса, – ясный, но не холодный. Понятия не имею, что случилось с погодой в перенаселенном городе, но, с тех пор как я сюда приехал, она изменилась в худшую сторону.
До полуночи оставалась чертова уйма времени. За квартирой Икки слежки не было. Убийцы в неприметных пиджаках не прочесывали шесть окрестных пансионов. Я был уверен, что сначала наемники сунутся ко мне. Если, конечно, Анна угадала, и если тот проходимец, что явился в контору, успел доложить обо мне своим боссам, и если те двое вообще собирались выходить из гостиницы. Что-то подсказывало мне, что Анна безошибочно вычислила убийц. К чему им было осторожничать, если они не знали, что Икки предупрежден? Разумеется, его могли выследить, когда он приходил в контору. Впрочем, что с того, что он знал? Кого заботило, что он обратился ко мне? Для Синдиката я был жалкой пешкой, недостойной внимания.
В полночь я вышел из квартиры, поплутал между домами и наконец вошел в дом Икки. Входная дверь не запиралась, лифта не было. Я поднялся на третий этаж и постучался. Икки открыл дверь. Несмотря на пушку в руке, вид у него был испуганный.
У двери стояли два чемодана, еще один – у стены. Я поднял его. Чемодан был довольно тяжелый. Я откинул крышку, чемодан не был закрыт.
– Не беспокойтесь, – сказал Икки. – Тут все, что нужно мужчине на три-четыре ночи, и ничего, кроме одежды, которую нельзя стянуть.
Я подхватил один из двух чемоданов, стоявших у двери.
– Оставим их у черного хода.
– Может, лучше выйти через черный ход?
– Нет, через парадный. На случай, если за нами следят, хотя вряд ли. Держите обе руки в карманах. Если кто-нибудь окликнет вас, разворачивайтесь и стреляйте. Это могут быть только убийцы. Я поступлю так же.
– Мне страшно, – хрипло сказал Икки.
– Мне тоже, если вас это утешит. Но деваться некуда. У них оружие. Не вздумайте задавать им вопросы. Они ответят свинцом. Если это окажется мой маленький друг, мы его успокоим и закатаем в дверь. Все поняли?
Он кивнул и облизал губы. Мы отнесли чемоданы к задней двери. В переулке не было ни души. Вернулись, через вестибюль вышли в парадную дверь и направились в сторону Пойнтер-стрит, стараясь держаться естественно, как домохозяйка, которая выбирает мужу галстук.
Улица была пуста. Мы завернули за угол и пошли к арендованной машине Икки. Он отпер ее, мы сходили за чемоданами. Никого. Погрузив пожитки Икки в багажник, двинулись в путь.
Светофор не работал, одна-две остановки на бульваре, выезд на автостраду. На часах было за полночь, но машин хватало. Калифорнийцам не сидится на месте, и передвигаться они любят быстро. Тех, кто едет со скоростью меньше восьмидесяти миль в час, обгоняют все кому не лень. Те, кто несется сломя голову, поглядывают в зеркало заднего вида, чтобы заметить патрульную машину. Крысиные бега как они есть.
Икки ехал не больше семидесяти. Мы добрались до развязки и свернули на Шестьдесят шестую магистраль. Я добрался с ним до Помоны.
– Пожалуй, хватит. Сяду на автобус или переночую в мотеле. Высадите меня у заправки, спрошу, где остановка автобусов. Тут недалеко от автострады.
Не доезжая до заправки, Икки остановил машину, вытащил из бумажника четыре тысячедолларовых банкноты и протянул мне.
– Похоже, они достались мне слишком легко.
На полном лице Икки проступила кривая ухмылка.
– Не будьте наивным. У меня получилось. А вы еще не поняли, во что ввязались. Неприятности только начинаются. У Синдиката везде глаза и уши. Возможно, мне ничего не грозит, если буду осторожен. Возможно, я ошибаюсь. В любом случае вы свое отработали. Держите бабки. У меня хватает.
Я взял деньги и спрятал в карман. Икки подвез меня к круглосуточной заправке, и я спросил у служителя насчет автобуса.
– В два двадцать пять придет «грейхаунд», междугородний рейс, – сказал он, сверившись с расписанием. – Уедете, если будут места.