Кармади кивнул, не отрывая взгляда от солнечного луча на ковре.
– Не так-то легко об этом говорить, – продолжала девушка. – Я не ищу сочувствия, когда называю себя падшей женщиной. Я повидала слишком много дешевых меблирашек и грязных гримерных, слишком часто недоедала и слишком много лгала, и я не могу быть никем другим. Поэтому у нас с вами не может быть ничего общего – никогда.
– Мне нравится вас слушать, – сказал Кармади. – Продолжайте.
Она быстро взглянула на него и снова отвела глаза.
– Я не Джинни. Вы правильно догадались. Но я знала ее. У нас был дешевый номер, в котором мы выступали как сестры, – в то время такие шоу вошли в моду. Ада и Джин Адриан. Псевдонимы мы взяли из ее имени. Номер провалился, и мы устроились в гастролирующую труппу, которая тоже быстро распалась. В Лос-Анджелесе. Она и не выдержала. Наглоталась дихлорида. Я знала ее историю и поэтому сохранила фотографии. Глядя на этого худого невозмутимого парня и представляя, что он мог сделать для нее, я стала его ненавидеть. Она же была его дочерью. Можете не сомневаться. Я даже писала ему письма от ее имени – просила о помощи, всего лишь маленькой помощи. Но ответа не получала. Я так сильно возненавидела его, что, когда она покончила с собой, я захотела отомстить. При первой же возможности приехала сюда. – Она умолкла и переплела пальцы, а затем с силой дернула и расцепила руки, словно хотела причинить себе боль. – Через Сирано я познакомилась с Тарго, а через него с Шенвейром. Он работал в сыскном агентстве во Фриско, которое наняли для слежки за Адой, и узнал человека на фотографии. Остальное вам известно.
– Выглядит логично, – сказал Кармади. – А то я никак не мог понять, почему вы ждали так долго. И я должен думать, что вам не нужны деньги?
– Нет, конечно, я бы взяла деньги. Но не это главное. Я же сказала, что я падшая женщина.
– Вы ничего не знаете о падших женщинах, ангел. – Кармади слабо улыбнулся. – Вы нарушили закон, и вас поймали. Все так, но такие деньги не пошли бы вам впрок. Это грязные деньги. Я знаю.
Девушка пристально смотрела на него. Он дотронулся до щеки и поморщился от боли.
– Я знаю, потому что у меня именно такие деньги. Мой отец заработал их, торгуя контрактами на прокладку канализации и мощение улиц, разрешениями на открытие игорных заведений, должностями, и – рискну предположить – даже делал деньги на проституции. Он не гнушался никакими, в том числе самыми грязными, способами обогащения. А когда сколотил состояние, так что оставалось лишь сидеть и любоваться им, то внезапно умер и оставил все мне. Но и мне эти деньги не принесли радости. Я всегда надеялся, что все еще впереди, но, видно, зря. Ведь я его отродье, его плоть и кровь, выросший в той же сточной канаве. Я хуже любой падшей женщины, ангел. Я тот, кто живет на грязные деньги, но даже не ворует сам. – Он умолк, стряхнул пепел на ковер и поправил шляпу. – Подумайте хорошенько и не убегайте слишком далеко, потому что я абсолютно свободен, и, кроме того, это не принесет вам радости. Гораздо веселее убежать вместе.
Он шагнул к двери, постоял немного, разглядывая луч света на ковре, бросил быстрый взгляд на девушку и вышел.
Когда дверь закрылась, Джин встала, прошла в спальню и, не снимая пальто, легла на кровать. Взгляд ее упирался в потолок. Прошло довольно много времени, и она улыбнулась. И тут же уснула.
Человек, который любил собак
[17]1
Перед дверью стоял новенький серебристо-серый седан «десото». Я обошел его, поднялся по трем белым ступенькам, толкнул стеклянную дверь и поднялся еще по трем ступенькам, теперь уже застланным дорожкой. Надавил кнопку звонка на стене.
От взрыва собачьего лая, казалось, содрогнулась крыша. Пока псы бесновались, выли, рычали и тявкали, я огляделся: в нише – крохотная конторка с письменным столом, в приемной – кожаные кресла в миссионерском стиле
[18], три диплома на стене и столик с разложенными наспех номерами «Вестника собаковода».
Собак кто-то успокоил, внутренняя дверь открылась, и в комнату неслышно вошел человечек в светло-коричневом халате, с приятным лицом и угодливой улыбочкой под тоненькими, словно нарисованными, усиками. Оглядевшись и не обнаружив собаки, он посмотрел на меня уже без особого интереса:
– И рад бы отучить, но не могу. Каждый раз как услышат звонок, так и заводятся. Им здесь скучно, а звонок означает, что кто-то пришел.
– Угу, – сказал я и протянул ему визитку.
Человечек прочитал, посмотрел на обороте, снова перевернул и прочитал еще раз.
– Частный детектив. – Он облизнул губы. – Что ж… Я доктор Шарп. Чем могу быть полезен?
– Ищу украденную собаку.
Он стрельнул в меня глазами. Мягкий ротик сжался. По лицу медленно растекся румянец.
– Док, я не имею в виду, что собаку украли вы. Животное в такое заведение может поместить каждый. Вы ж не станете постоянно спрашивать, чье оно, свое или чужое, верно?
– Такое не каждому понравится, – сдержанно ответил он. – Что за собака?
– Овчарка.
Он потер ковер мыском ботинка, посмотрел в угол потолка. Румянец сошел с лица, оставив полированную белизну. Пауза затянулась.
– У меня здесь только одна овчарка, и я знаю людей, которым она принадлежит. Так что, боюсь…
– Не против, если я взгляну на нее? – вставил я и направился к внутренней двери.
Доктор Шарп остался на месте. Еще раз поковырял ковер.
– Думаю, сейчас не совсем подходящее время, – тихо сказал он. – Может быть, попозже.
– По мне, так лучше сейчас. – Я взялся за ручку.
Док торопливо прочесал к конторке. Ручонка потянулась к телефону.
– Я… раз вы так, я звоню в полицию, – сообщил он.
– Валяйте. Спросите шефа Фулвайдера. Скажите, здесь Кармади. Я только что от него.
Доктор Шарп убрал руку от телефона. Я улыбнулся ему. Помял сигаретку.
– Ну же, док. Уберите чубчик с глаз и пойдемте. Будьте паинькой, и я, может быть, расскажу вам, что знаю.
Он пожевал по очереди губы, глядя задумчиво на коричневый журнал регистрации, потрогал его уголок, поднялся, прошел через комнату в своих белых мокасинах, открыл дверь, и мы зашагали по узкому серому коридору. За приоткрытой дверью мелькнул операционный стол. Мы прошли мимо. За другой обнаружилось пустое помещение с бетонным полом, газовым нагревателем в углу и миской с водой. Вдоль стены протянулись в два яруса клетки с прочными дверцами из арматурной сетки.
