Было ли больно ему, он не сказал. Я забрал у него из кармана дубинку, вынул ключ и запер дверь изнутри. На кольце были и еще ключи. Один из них подошел к шкафчику. В нем висела моя одежда.
Одевался я медленно, с трудом двигая неловкими пальцами и то и дело зевая. Парень на полу не шевелился.
Я вышел и запер комнату.
5
Я прошел по широкому тихому коридору с паркетным полом и узкой дорожкой посередине; дальше белые дубовые перила с широкими изгибами вели в холл. Тяжелые старомодные двери были закрыты. За ними – ни звука. Я осторожно, на цыпочках прокрался к ним.
В вестибюль, откуда открывалась входная дверь, вели внутренние стеклянные двери. Я подбирался к ним, когда зазвонил телефон. За полуоткрытой дверью, откуда в полутемный холл падал свет, ответил мужской голос. Я вернулся, заглянул за дверь и увидел за столом мужчину, который разговаривал по телефону. Подождав, пока он закончит, я вошел.
У него был бледный костистый череп, поперек которого пролегала полоска жиденьких, будто приклеившихся к коже каштановых завитков, и болезненное, вытянутое, не знакомое с улыбкой лицо. Глаза метнулись ко мне. Рука скакнула к кнопке на столе.
Я ухмыльнулся и прорычал:
– Не надо. Мне терять нечего. – Я показал ему дубинку.
Он неумело, будто замороженная рыба, улыбнулся. Длинные бледные руки трепетали над столом словно больные бабочки. Одна начала сползать к выдвижному ящику.
– Вы были очень больны, сэр, – сообщил он, едва шевеля языком. – Очень больны. Я бы не советовал…
Я ткнул дубинкой в проказливую ручонку, и она словно втянулась сама в себя, как слизень на горячем камне.
– Не болен, приятель. Меня тут наширяли какой-то дурью. А теперь я хочу выйти. И дайте мне нормального виски.
Он задвигал пальцами по столу:
– Я доктор Сандстренд. И это частная клиника, а не тюрьма.
– Виски! – прохрипел я. – Устроили частную психушку. Чудный рэкет. Виски!
– В медицинском шкафчике, – выдохнул он.
– Уберите руки за голову.
Он убрал.
Я обошел стол с дальней стороны, открыл ящик, к которому подбиралась его рука, и достал автоматический пистолет. Потом убрал дубинку и подошел к медицинскому шкафчику на стене. На полке стояли три стакана и бутылка виски емкостью в пинту. Я взял два стакана. Налил в оба.
– Вы первый.
– Я… я не пью. Совершенно не пью, – пробормотал доктор, по-прежнему держа руки за спиной.
Я снова достал дубинку. Он торопливо протянул руку, схватил стаканчик и выпил. Ничего страшного не случилось. Я принюхался к выпивке, опрокинул. Сработало. Я выпил еще и опустил бутылку в карман.
– Ладно, док. Кто меня сюда упрятал? Поживее. Я тороплюсь.
– Кто… полиция, разумеется.
– Какая полиция?
Он поник, плечи опустились. Похоже, ему было не по себе.
– Под жалобой в качестве свидетеля подписался некто Гэлбрейт. Все совершенно законно, уверяю вас. Он полицейский.
– С каких это пор полицейский выступает свидетелем в деле по заключению в психлечебницу? – (Сандстренд промолчал.) – Кто напичкал меня наркотиками?
– Не знаю. Полагаю, это продолжалось какое-то время… довольно долго.
Я потрогал подбородок:
– Все два дня. Лучше б они меня пристрелили – дешевле б обошлось. Пока, надзиратель.
– Если вы выйдете, – пропищал он, – вас сразу же арестуют.
– Ну не за то же, что я просто вышел.
Когда я закрывал дверь, он еще держал руки за головой.
Кроме замка, дверь закрывалась на задвижку и цепочку. Остановить меня никто не пытался. Я пересек старомодную веранду, прошел по широкой, обсаженной цветами дорожке. На дереве запел пересмешник. От улицы участок отделял белый деревянный забор. Дом стоял на углу Двадцать девятой и Дескансо.
Я прошел четыре квартала на восток, до автобусной остановки, и стал ждать автобус. Никто не поднял тревогу, меня не искали патрульные машины. Подошел автобус. Я доехал до центра, зашел в турецкие бани, принял паровую ванну, контрастный душ, растерся, побрился и допил виски.
Лишь после этого я смог поесть, а поев, отправился в незнакомый отель, где зарегистрировался под придуманным именем. Было полдвенадцатого. Местная газетенка, которую я прочитал, взяв еще виски, сообщала, что некий доктор Ричард Шарп, найденный мертвым в пустом меблированном доме на Каролина-стрит, все еще не дает полицейским спокойной жизни. У них нет никаких предположений относительно личности убийцы.
Дата на газете указывала на то, что из моей жизни изъято сорок восемь часов – без моего ведома и согласия.
Я лег спать, уснул, видел кошмары и просыпался в холодном поту. То были последние абстинентные симптомы. Утром я встал здоровым человеком.
6
Шеф полиции Фулвайдер походил на разжиревшего, кряжистого боксера-тяжеловеса с беспокойно бегающими глазками и рыжими волосами почти розового оттенка. Подстрижены они были коротко, и между розовыми щетинками проглядывал розовый же череп. Носил он светло-коричневый фланелевый костюм с накладными карманами и швами внахлестку, скроенный так, как по силам не каждому портному.
Поздоровавшись со мной за руку, шеф Фулвайдер повернул стул и положил ногу на ногу, продемонстрировав мне французские фильдеперсовые носки по три или четыре доллара за пару и красно-коричневые английские броги ручной работы по цене от пятнадцати до восемнадцати монет, да и то с учетом скидок по случаю Депрессии.
Может, подумал я, у него супруга с деньгами.
– А, Кармади, – сказал он, гоняя мою визитку по стеклу. – С двумя «а», да? К нам по работе?
– Есть небольшая неприятность. При желании вы можете легко все уладить.
Он выпятил грудь, помахал розовой лапой и сбавил тон:
– У нас здесь неприятности случаются нечасто. Городок наш небольшой, но очень, очень чистый. Я смотрю в западное окно и вижу Тихий океан. Чище его нет ничего. На севере – бульвар Аргуэльо и холмы. На востоке – прекрасный деловой квартал, мечта любого городка, а за ним – настоящий рай из ухоженных жилых домов и цветущих садов. На юге – если бы у меня было южное окно – я бы увидел великолепнейшую бухточку, подобную которой не найти в мире.
– Неприятности я принес с собой, – сказал я. – То есть часть их. Остальные приковыляли сами еще раньше. В большом городе сбежала из дому девушка, Изабель Снейр, и ее собаку видели здесь. Пса я нашел, но его последние хозяева оказались уж больно несговорчивые.
– Неужели? – рассеянно спросил шеф. Брови его поползли на лоб. Я так и не понял, кто кого дурачит, я его или он меня. – Ключик не повернешь, а? Ты как-никак помоложе.
