Немусульманское население Балкан испытывало колоссальный патриотический подъем. Взбунтовавшиеся султанские подданные с яростью обрушились на турок. Сербы, румыны, болгары и черногорцы были вдохновлены идеологией панславизма и ирредентизма. Это значит, что жители Балкан боролись не только за независимость от Порты, но и за объединение своих народов в рамках национальных государств. Болгары, например, мечтали о провозглашении Великой Болгарии. Сербы хотели расширить свои границы от Дуная до Адриатики. Греки стремились к созданию Великой Греции (а то и к реставрации Византии со столицей в Константинополе).
Ослабевшая Порта не могла сопротивляться Балканскому союзу. 30 мая 1913 года стороны подписали в Лондоне договор, по которому Османская империя теряла свои европейские владения, за исключением Стамбула и его окрестностей, а также Албании (ее статус был оговорен позже).
Результаты Первой Балканской войны произвели огромное впечатление на современников – в частности, на русского поэта и прозаика Валерия Брюсова. В 1913 году он, как и многие русские, поверил в реальность восстановления креста над храмом Святой Софии – спустя 450 лет мусульманского господства. Тогда же Брюсов написал эссе «Новая эпоха во всемирной истории», где есть следующие слова: «Константинополь, по-видимому, остается в руках турок. Но нет сомнения, что через несколько десятилетий, если не произойдет событий непредвиденных, он будет вновь обложен христианским воинством».
Возвращение Царьграда было одним из лейтмотивов русской культуры вплоть до первой четверти XX века, пока революция 1905–1907 годов и Первая мировая война не отодвинули его на второй план. Революция 1917 года и Гражданская война (1918–1922) окончательно лишили Россию возможности претендовать на османскую столицу – тем более что Порта рухнула и современный Ближний Восток создавался державами Антанты. Большевики отказались от притязаний на Царьград – и от многовековой мистической русской идеи, согласно которой, получив Константинополь, Россия стала бы неуязвимой как для внешних врагов, так и для разного рода бесов.
Поражение Белого движения и приход к власти большевиков повлекли за собой исход бывших царских подданных из России. В первой четверти XX века Стамбул захлестнула волна русской эмиграции. Автор книги «Белые русские в Бейоглу», профессор Босфорского университета Жак Делеон, чьи предки-белогвардейцы когда-то поселились в Стамбуле, отмечает, что это произошло неслучайно. После революции 1917 года «белые» рассеялись по всему миру, выбрав Турцию в качестве первой остановки на пути к свободной жизни. Для тех, кто бежал из России через Крым – а таких было большинство – Турция географически являлась самой близкой страной.
Грузинский востоковед Светлана Утургаури, изучавшая русскую эмиграцию, рассказывает, что все началось в 1918 году, когда армия генерала Антона Деникина покинула Одессу. Стамбул принял первый поток беженцев, состоявший преимущественно из гражданских лиц. Вторая волна эмигрантов прибыла в город в 1919 году – после тяжелой эвакуации из Новороссийска и повторной сдачи Одессы. Третья, самая большая волна, пришлась на 1920 год, когда армия генерала Петра Врангеля оставила Крым.
Эвакуация из Севастополя, Керчи, Феодосии, Евпатории была заранее спланирована и проведена с 11 по 15 ноября. В течение 5 дней на корабли организованно грузились солдаты, офицеры, казаки и все, кто не захотел жить при советской власти. Белая армия покидала Крым, увозя с собою на чужбину старую Россию – покидала, как думали, на время, но оказалось, что навсегда.
Чувства и мысли этих людей передал Иван Бунин, который в 1920 году отплыл из Одессы на французском судне «Patras»: «Вдруг я совсем очнулся, вдруг меня озарило: да – так вот оно что – я в Черном море, я на чужом пароходе, я зачем-то плыву в Константинополь, России – конец, да и всему, всей моей прежней жизни тоже конец…» Сергей Есенин увековечил массовый исход соотечественников в стихотворении «Батум» (1925):
Корабли плывут
В Константинополь.
Поезда уходят на Москву.
От людского шума ль
Иль от скопа ль
Каждый день я чувствую
Тоску.
Далеко я,
Далеко заброшен,
Даже ближе
Кажется луна.
Пригоршнями водяных горошин
Плещет черноморская
Волна.
Условия плавания были чрезвычайно тяжелыми. Бунин вспоминает о страшной качке, штормовых волнах и снежной буре. Литератор Илья Зданевич писал корреспонденту английской газеты Manchester Guardian о духоте, давке, голоде, обилии вшей и калек на борту.
К 23 ноября 126 кораблей под российскими, французскими и английскими флагами встали на рейд в Мраморном море. Получив разрешение, суда по очереди заходили в Босфор, шли до Золотого Рога и высаживали пассажиров в Каракёе. Владимир Набоков (попавший, правда, во вторую волну эмиграции и уплывший в Турцию еще весной 1919 года) в стихотворении «Стамбул» изобразил неизменный городской пейзаж, который открывался взору беженцев:
Стамбул из сумрака встает:
два резко-черных минарета
на смуглом золоте рассвета,
над озаренным шелком вод.
По данным Утургаури, в 1920 году из Крыма на кораблях было вывезено 145 693 человека, не считая судовых команд. Военных отправили на полуостров Галлиполи – эмигранты прозвали его «Голым полем». Казаков собрали на острове Лемнос в Эгейском море. Остальных расселили по всему Стамбулу и на Адаларах. Параллельно с этим на берега Босфора прибывали самостоятельные группы «белых русских» («беяз руслар»). В итоге в городе и окрестностях скопилось около 200 тыс. россиян. Беженцы, располагавшие деньгами и документами, следовали в Европу. Из всех прочих кто-то остался в Стамбуле на короткое время, кто-то – надолго, а кто-то – навсегда.
В 1920 году сатирик Дон-Аминадо (Аминад Шполянский) написал стихотворение «Константинополь». Русские еще на родине читали сказки «Тысячи и одной ночи», приключенческие романы Пьера Лоти и Клода Фаррера
[74]. Они знали, сколько стоят номера в «Pera Palace» и как гостеприимен владелец отеля «Tokatlıyan». Стамбул, переживший Первую мировую войну, являл собой совершенно иную картину. Стихотворение Дон-Аминадо – о том, как изменилось восприятие города белоэмигрантами, очутившимися на берегах Босфора:
Мне говорили: все промчится.
И все течет. И все вода.
Но город – сон, который снится,
Приснился миру навсегда.
…
О, бред проезжих беллетристов,
Которым сам Токатлиан,
Хозяин баров, друг артистов,
Носил и кофий и кальян!
Он фимиам курил Фареру,
Сулил бессмертие Лоти,
И Клод Фарер, теряя меру,
Сбивал читателей с пути.
…
Дрожит в воде, в воде Босфора
Резной и четкий минарет.
И муэдзин поет, что скоро
Придет, вернется Магомет.
Но, сын растерзанной России,
Не верю я, Аллах, прости,
Ни Магомету, ни Мессии,
Ни Клод Фареру, ни Лоти…
Стамбул первой половины XX века был живописен и очарователен. Босфорские холмы, увенчанные мечетями, залитый солнечным светом Золотой Рог, роскошные дворцы османской знати, шумные базары – вот что увидели беженцы. По словам французского историка Поля Дюмона, перед эмигрантами возникал город, выглядевший как сказочный мираж, – «он служил сосудом для первичного накопления людей, сочившихся из всех расщелин, он был трамплином для тех, кто вырвался из России».
