Невзирая на трудности, большинство русских покинуло берега Босфора, унося с собой светлые воспоминания. В 1924 году частная стамбульская типография выпустила эмигрантскую книгу «Спасибо». В преамбуле говорилось: «Спасибо, Стамбул! Ты раскрыл нам свои объятья, дал нам пристанище, работу, ты спас нам жизнь! Мы никогда не забудем тебя, красавец-город!»
До Второй мировой войны кемалистскую Турцию и советскую Россию связывали довольно тесные отношения. На площади Таксим им в прямом смысле поставлен памятник – монумент «Республика», символ новой Турции. Памятник, созданный итальянским скульптором Пьетро Каноникой, был торжественно открыт в августе 1928 года. В центре монумента – скульптурная группа, изображающая Ататюрка в окружении ближайших соратников. Слева от Мустафы Кемаля стоят фигуры Климента Ворошилова и Михаила Фрунзе – Каноника изваял их по указанию Гази в знак благодарности за политическую, военную и финансовую помощь, оказанную в 1920-е годы молодой Турецкой Республике молодой Советской Республикой.
Впрочем, у руководства СССР были свои планы насчет Стамбула и проливов. Помня о печальном опыте 1914–1918 годов, Турция сохранила нейтралитет во Второй мировой войне – однако до берегов Босфора доносился грохот европейских сражений. На минаретах Айя-Софии были установлены немецкие пулеметы MG 08. Школьников учили надевать противогазы. В сентябре 1944 года Красная Армия вышла к южной границе Болгарии и оказалась в одном броске от Стамбула. Маршал бронетанковых войск Павел Ротмистров предложил взять город, но Сталин отказался – он хотел дипломатическим путем добиться от участников антигитлеровской коалиции включения в состав СССР исторических армянских земель вокруг Арарата и создания советских военных баз на Босфоре и Дарданеллах. Этот вопрос обсуждался на Потсдамской конференции (1945), но США и Великобритания высказались против плана Сталина. Спустя 30 лет Ротмистров сокрушался: «Проморгали Константинополь, проморгали!»
Советская Россия не испытывала к Стамбулу такого интереса, как царская. В известной песне «Летят перелетные птицы» (1948) есть слова: «Не нужен мне берег турецкий». Песню написали композитор Матвей Блантер и поэт Михаил Исаковский – для ее понимания надо знать, что в мае 1948 года было провозглашено Государство Израиль. Миллионы советских евреев задумались о репатриации. В сентябре в Москву прибыла Голда Меир, назначенная послом Израиля в СССР. Во время посещения ею синагоги в Китай-городе собралась толпа, скандировавшая: «Ам Исраэль хай!» («Народ Израиля жив!») Неудивительно, что в 1948 году в СССР началась «борьба с космополитизмом».
Под «перелетными птицами» в песне Блантера и Исаковского подразумевались евреи-«невозвращенцы». Они улетают в «жаркие страны», лежащие между «берегом турецким» и «Африкой». Улетают искать «ушедшее лето» – хорошую жизнь. Улетают через крупные транспортные хабы, в первую очередь – Стамбул. Конечно, не все покидают «родную навеки страну» – многие остаются. Им не нужны «солнце чужое» и «чужая земля», и они готовы сделать для родины всё – даже утонуть в болотах и замерзнуть на льду, как поется в песне.
Эмигранты из России оставили неизгладимый след в истории Стамбула. Потомки белогвардейцев до сих пор живут в Аксарае, Лалели, Каракёе. Русская община группируется вокруг трех православных церквей – Святого Пантелеймона, Андрея Первозванного и Пророка Ильи. Они находятся в одном квартале Каракёя, на последних этажах соседних домов. Сами дома были возведены в XIX веке для православных паломников – уже тогда их маленькие зеленые купола незаметно возвышались над городом, а золотые кресты напоминали о тех далеких временах, когда Стамбул назывался Константинополем.
Люди, которые молились в этих церквях в позапрошлом веке, давно умерли. Многие из них похоронены на греческом кладбище в Шишли. На многих надгробиях (даже тех, кто упокоился во второй половине XX века) надписи выполнены в дореволюционной русской орфографии.
За оградой некрополя шумит Стамбул. Вы услышите русскую речь возле Галатской башни и на улице Истикляль, в Айя-Софии и Топкапы. Впрочем, настоящий Стамбул – отнюдь не в туристическом центре, а в гуще народной жизни: в трущобах и на базарах, в питейных заведениях и маленьких мечетях, в старых хаммамах и кофейнях на берегу Босфора. Стамбул торгует и молится, шарит по карманам и чистит ботинки, печет хлеб и заваривает чай, горит – но всегда восстает из пепла. Великие города, вечные города можно пересчитать по пальцам – и Стамбул является одним из них. Он прекрасен – но у него, как у луны, есть обратная сторона, о которой вам не расскажут в турагентстве.
А я расскажу.
Глава 12
Страхи бесстрашных
Беда не скажет: «Я иду».
Османская пословица
Британский философ Арнольд Тойнби утверждал, что цивилизации существуют, пока могут отвечать на вызовы истории. Они проходят те же стадии жизненного пути, что и человек: зачатие, рождение, взросление, расцвет, старение и смерть. Аналогичное можно сказать и о великих городах, включая Стамбул. Подобно прекрасному цветку, он неоднократно увядал – но, противореча теории Тойнби, не погиб и не исчез с лица земли.
Гамсун назвал Стамбул «средоточием культуры». Уже римляне возводили тут храмы, театры и дворцы. Впоследствии в город привозили сокровища из Египта, Италии и Греции, захваченные в ходе победоносных войн. На берега Босфора переселялись художники и ученые со всего Ближнего Востока. Византийская – а затем и османская – столица славилась библиотеками, мечетями, фонтанами и базарами. Караваны непрерывно доставляли в Стамбул всё новые драгоценности – доказательство османского могущества.
Стамбул погружал изумленных путешественников в волшебную атмосферу сказок «Тысячи и одной ночи». Европейцы и американцы не переставали удивляться поэтичности великого города – он представлялся им воплощением Востока. Гамсун с упоением вспоминал носильщиков с громадными тюками, женщин под вуалью, бедуинов с кинжалами за поясом, завывающих дервишей, настырных нищих, ревущих ослов и верблюдов, нагруженных индийскими благовониями. «Арабская ночь!» – думал очарованный Гамсун.
Однако времена могущества и процветания имеют обыкновение заканчиваться. Проиграв Первую мировую войну, Османская империя погибла, и страны Антанты поделили город на оккупационные зоны. Глобальные сценарии репетируются на локальных площадках: за 10 лет до Третьего рейха столицу Порты постигла участь Берлина 1945 года. Галату и территории к северу от нее контролировали британцы, азиатскую часть Стамбула – итальянцы, районы южнее Золотого Рога – французы. В зону французской оккупации попал мыс Сарайбурну и исторический центр города, включая Айя-Софию; правительство Третьей Республики планировало преобразовать ее обратно в христианский собор (но не в православный, а в католический). Османы получили все, что спустя четверть века получат немцы: демилитаризацию, громкие политические процессы, смертные казни, крушение идеалов и ценностей. На скамье подсудимых оказались десятки государственных деятелей. Турецкий военный трибунал (1919–1920) стал прообразом Нюрнбергского процесса. Именно тогда в Стамбуле поселилась знаменитая хюзюн – печаль по минувшим дням счастья и величия. Бунин, прибывший в османскую столицу в 1920 году и ощутивший царящие там тоску и отчаяние, писал:
