– Хорошая мысль, Милдред. Тэк, я хотел с тобой поговорить, – и опять постучал газетой. – А, кстати. Может, хочешь глянуть?
– Что? Ой… – Нельзя столько психовать из-за таких вещей. Но ему часто приходилось себе об этом напоминать. – Спасибо. – И он взял сложенную газету.
– Ладно, Тэк. – И Джон с Тэком отвернулись. – Ты когда к фундаментам приступаешь? Я могу дать…
– Послушай, Джон. – Оба побрели прочь, и Тэк положил руку Джону на плечо. – Чертежи есть? Больше ничего не надо, можно…
А потом их стало не слышно.
– Есть хочешь?
– Нет.
Она и впрямь была красивая.
– В общем, если захочешь… давай сюда пойдем… мы начинаем готовить завтрак, как рассветет. Это уже скоро.
– Вы всю ночь не спали? – спросил он.
– Да нет. Но если ложиться на закате, просыпаешься довольно рано.
– Я не спал.
– Мы тут много работаем… – она сунула руки в задние карманы; ее джинсы с оторванными штанинами высоко сбились на бедрах, – днем. Мы не просто сиднем сидим. У Джона десяток проектов. Довольно трудно спать, когда люди молотками стучат, и строят, и вообще. – Она улыбнулась.
– Я не спал; но я не устал. Когда устаю, меня из пушки не поднять. – И он перевел взгляд на ее ноги.
Она шагала, и свет на них смыкался и скрещивался.
– Нет, мы не против, хочешь спать – спи, пожалуйста. Мы никого не хотим заставлять. Но нам надо поддерживать какой-то режим, понимаешь.
– Да, это я понимаю.
Он и сам постукивал газетой по бедру. А теперь поднес ее к лицу.
– А чего ты с орхидеей разгуливаешь? – спросила она. – Конечно, город в таком состоянии, что это, наверно, разумно. И мы правда очень терпимые – у нас кто только не живет. Но…
– Мне подарили. – Он повернул газетную трубку.
«СЕРЬЕЗНЫЙ ДЕФИЦИТ»
Таблоид раскрылся у него в руках.
«ВОДЫ УГРОЖАЕТ»
Дата – вторник, 12 февраля 1995 года.
– А это еще что?
Она помрачнела:
– Тут мало кто смыслит в техобслуживании. И мы все ждем, что со дня на день наступит серьезный дефицит воды. Ты не представляешь, сколько израсходовали, пока пытались тушить пожары.
– Да нет, девяносто пятый год.
– А. Это – Калкинз. – На деревянном столе стояла коробка с консервами. – По-моему, поразительно, что у нас вообще есть газета. – Она села на скамейку и посмотрела на него выжидательно. – А даты – это он просто шутит.
– А. – Он сел рядом. – А палатки у вас есть? Хоть какое-то укрытие? – Но все думал: «Тысяча девятьсот девяносто пятый?»
– Мы в основном предпочитаем на воздухе. – Она огляделась, а он тем временем тщился почувствовать город за пределами этого лиственного грота в свете костра. – Конечно, Тэк… он обещал Джону простые чертежи. Для изб. Джон хочет, чтобы Тэк возглавил весь проект. Считает, Тэку это будет полезно. Тэк, знаешь, такой странный. Почему-то думает, что мы его не примем. Или мне кажется, что он так думает. У него в голове очень важная картинка: вот он такой весь из себя одиночка. Хочет отдать нам чертежи – он ведь инженер, знаешь, – и чтобы дальше мы сами. Но ценность ведь не просто в доме или там в лачуге, которые в результате построятся. Тут должен быть внутренний творческий порыв строителя. Согласен?
Чтоб хоть чем-то себя занять, он покрепче сцепил зубы.
– Точно не хочешь есть?
– А. Нет.
– И не устал? Можешь передохнуть пару часиков, если что. Работа начинается только после завтрака. Давай одеяло принесу, хочешь?
– Нет.
При свете костра в ее решительном ясном лице он насчитал лет двадцать пять.
– Я не хочу есть. И спать. Я даже не знал, что Тэк ведет меня сюда.
– Тут очень славно. Правда. По крайней мере, очень теплое единение чувств.
Пожалуй, всего двадцать.
Гармонистка заиграла вновь.
За костром завозился кто-то в коконе защитного цвета.
Кроссовка Милдред очутилась в футе от ближайшего спящего, который накрыл голову холстиной.
– Лучше б ты это не носил, – засмеялась Милдред.
Он разжал массивные пальцы под металлом.
– Ну, если хочешь остаться. Может, тогда тебе и не надо будет это носить.
– Мне и не надо это носить. – И решил не снимать.
Гармоника вознегодовала.
Он поднял глаза.
Свет ярче огня и зелени забросал спальники и скатки лиственными тенями деревьев. Затем разбухшие лапы и иззубренный прозрачный хвост съежились.
– Эй, вы нам притаранили?
Шея у него была щедро увешана цепями. На округлости плеча – широкая ссадина (а ниже ссадины поменьше), будто он неудачно упал на бетон. Один сапог тоже оплетен цепями – на ходу он звякал.
– Давайте, не тормозите! Тащите сюда это говно!
Он остановился у очага. Пламя отполировало мощные руки, маленькое личико. Передний зуб сломан.
– Больше ничего? – Он резко указал на стол, смахнул с плеча спутанные, полузаплетенные черные волосы и подошел.
– Привет! – сказала Милдред, просияв сногсшибательной улыбкой. – Кошмар! Как дела?
Скорпион воззрился на нее сверху вниз, высоко задрав влажную губу над сломанным зубом, и с расстановкой произнес:
– Ёпта, – что поддавалось разнообразным трактовкам. Вклинился между ними двумя. – А ну… – заметил орхидею, – подвинься нахуй, а? – И подтащил коробку консервов с края стола к животу, на котором несвежие мятые джинсы висели так низко, что видно было, как шерсть густеет ближе к лобку. Через мощное плечо глянул на орхидею, закрыл рот, потряс головой. – Ёпта, – опять, а затем: – А ты, бля, чего вылупился? – Между полами укороченного жилета под темной велосипедной цепью на блестящих звеньях из нержавейки и меди из скобяной лавки мерцали призмы, зеркала и линзы.
– Ничего.
Кошмар раздраженно цыкнул, развернулся и споткнулся о спальник.
– Под ноги не лезь, идиот!
Холстина затряслась, и появилась голова – пожилой мужик поскреб под очками, в которых, вероятно, уснул, и поглядел вслед скорпиону, затопавшему под деревья.
Он увидел, как под маской лица Милли что-то шевельнулось, и какой-то миг был уверен, что сейчас она окликнет, попрощается. Она провезла по земле кроссовкой.
На голени у нее была царапина.
Он нахмурился.
Она сказала:
– Это Кошмар. Про скорпионов уже знаешь?
– Тэк кое-что рассказал.
