Один раз струйка иссякла.
Спустя минуту трубы заголосили опять. Снова потекла струйка, чуть посильнее.
Вода собиралась в волосах под яйцами, сочилась по ногам. Он руками огладил голову. Волосы сальные. Ребром ладони он с плеч, ног и боков соскреб воды сколько мог. Слякотная лужа на полу дотянулась до стока: плюм-плюм, плюм-плюм, плюм-плюм.
Где-то в кабинках кто-то закашлялся.
Мучительные омовения растворили все вербальные мысли. Однако мозг был перенасыщен мыслительным материалом. Кашель – он повторился, за ним последовала прочистка горла – вылепил мысль.
Человек старый и больной?
Левой штаниной Шкедт промокнул досуха пах, живот и спину. Оделся, прицепил на пояс орхидею, даже вышел наружу и походил, высушивая ноги. Надел сандалию, зашел обратно – заметил, как насвинячил, – и обогнул стенку, огораживающую унитазы.
Парень был не стар, но на вид явно болен.
Завернутые внутрь ковбойские сапоги лежали на боку. Одна отставшая подошва обнажала пальцы – заскорузлые, как у Шкедта до помывки. Сидит на унитазе, головой привалился к пустому держателю для бумаги, на лицо свесились слипшиеся волосы, голые ребра и сморщенный живот обмотаны цепями – в том числе со сферическим проектором светощита.
– Ты тут как? – спросил Шкедт. – Ты, по-моему…
– Ынннн… – Белый скорпион шевельнул головой и, хотя обеими ногами уперся в пол, закачался, как пьяный велосипедист на канате. – Не. Не, я не болею… – Из трясущегося хайра вылез длинный нос. Рядом лиловым веком захлопал покрасневший глаз. – Ты… ты кто?
– А ты кто? – парировал Шкедт.
– Перец. Я Перец. Я не болею. – Он снова прислонился головой к держателю. – Мне просто паршиво что-то.
Шкедта булавочно кольнула печаль; кроме того, подмывало засмеяться.
– Что с тобой?
Перец резко отбросил волосы с глаз и почти перестал трястись.
– Ты с кем ходишь?
Шкедт нахмурился.
– Ты же скорпион? – Перец взмахнул рукой; ногти – графитовые шипы. – Ты с Леди Дракон ходишь, небось.
– Я не хожу, – сказал Шкедт. – Ни с кем.
Перец сощурился:
– Я раньше у Кошмара в гнезде был. – Прищур стал любопытным. – А ты теперь с Леди Дракон? Как, говоришь, тебя зовут?
Поддавшись нелепому порыву, Шкедт сунул большой палец в карман, избочился.
– Кое-кто называет меня Шкетом.
Голова Перца перекатилась на другое плечо. Он засмеялся:
– Эй, я про тебя слыхал. – Десны у него были подернуты гнилью и серебром. – Ага, Кошмар – он что-то говорил про Шкета. С Леди Дракон, когда заходила. Я слыхал. Точно. – Смех оборвался; Перец привалился затылком к стене и застонал. – Мне что-то совсем паршиво.
– И что ты слыхал? – Посреди удивления Шкет (так решил Шкедт) отметил, до чего этот город мал.
Перец поднял только взгляд:
– Кошмар, – и опустил. – Сказал ей, что ты в городе, что он считает, ты… – Перец закашлялся; слабо, но все равно раздирая себе нутро. Руки ладонями вверх тряслись на бедрах, тряслись от кашля. – Пока она не ушла.
В чем не обнаруживались бездны смысла, поэтому Шкет спросил:
– Ты всю ночь тут?
Кхе-кхе.
– Ну, я ж не буду шляться по темноте там! – Перцовой руке хватило сил указать на дверь.
– Можно в кусты спрятаться, чтоб никто не нашел. Снаружи довольно тепло и поудобнее, чем на толчке дрыхнуть. Найди себе одеяло на ночь…
– Да там же бродит всякое. – Шкету показалось, что лицо Перца перекосило от боли. Но нет, тот просто сощурился. – Ты так и живешь, а? Ты, небось, храбрый. Кошмар правду ей сказал.
Тоже смысла не вагон.
– А почему ты не с Кошмаром? Я утром видел всю его банду. Леди Дракон с ним не было.
– Не, – сказал Перец. – Не, оно и понятно. Посрались они. Ох, господи, закатили, называется, вечерину в саду! – На сей раз вместо боли было воспоминание.
– А что они не поделили? – спросил Шкет.
Перец клюнул носом, слипшиеся волосы закачались.
– Видал у Кошмара на плече шрамы? Шрамы видел у него? – Перец попытался кивнуть. – Не, сейчас-то, небось, поулеглось уже, они почти даже дружат. Но у нее опять свое гнездо – я слыхал, где-то на Джексон. И корешиться они теперь особо не будут, я так думаю. – Голова откинулась, и он повторил: – Что-то мне паршиво.
– Что с тобой такое?
– Не знаю. Может, съел чего. Или простуда, может.
– У тебя живот болит или в голове все заложено?
– Я ж говорю, не знаю я, что со мной.
– А что болит?
Перец отбросил волосы с лица и выпрямился:
– Как я тебе скажу, что болит, если не понимаю, что не так?
– А как понять, что не так, если не сказать, что…
Перец рывком поднялся.
Шкет подставил руки – ловить.
Но Перец не упал. Потер лицо кулаком, шмыгнул носом и сказал:
– Я у Зайки жил, но она меня, кажись, вытурила. Надо, наверно, сходить к ней, уточнить, да? – Он отнял руку от стены кабинки. – Мне, кажись, получше. Знаешь Зайку?
– Не уверен.
– Танцует в этом кабаке чокнутом, «У Тедди».
– Парнишка такой, серебристые волосы?
– Она клевая. Психованная. Но клевая. – Перец качнулся вперед. – Мне б водички, ексель.
– Пошли к раковине.
Перец нестойко шагнул мимо, проковылял вокруг перегородки.
Шкет пошел следом.
Перец открутил один кран и отдернул руку, едва трубы завели свои жалобы.
– …ничего не течет, – отметил он.
– Погоди секунду.
Струйка текла с полминуты; в конце концов Перец скривился:
– Ексель, тут и пить-то нечего. – Развернулся и заковылял в двери. – Мне б, сука, воды.
Шкет, досадуя и забавляясь, закрутил кран и тоже вышел. Перец взбирался на склон.
Шкет посмотрел, как Перец одолел несколько шагов, и повернул к коммуне.
– Эй!
Шкет обернулся:
– Что?
– Ты со мной не пойдешь?
Забавное съежилось до чуточного.
– Нет.
Но и это чуточное побудило его подождать ответа.
– Эй, тогда это. – Перец повернул назад – теперь он не столько ковылял, сколько кривоного рысил. – Может, я тогда с тобой, а?
Шкет зашагал прочь: ответа он хотел не такого.
Перец его догнал.
