– Приятно. Сделай мокро.
Его пальцы нащупали основание. Он отвел волосы Денни, наклонился (не удалось) посмотреть на расплющенные щеки, растянутый рот. Волосы вновь упали. Он горстью обхватил Денни шею. От воспоминания о трупе в шахте выдохнул; вот это жаль. И равно внезапный порыв ударом отпихнуть эту прыгучую голову. Шкет простонал:
– Ынн… – и снова: – Ынн… – и ощущение было такое, что пришлось закрыть глаза. Он ладонью прихлопнул теплое ухо. Голова поднялась, и пенису стало холодно.
– Нормально? – спросил Денни.
– Ага…
Жар опустился неплотным кольцом. Мошонка распустилась между бедер, затем съежилась, когда под штаниной по ноге потекла слюна. Голова, двигаясь, сотрясала Шкету руку до плеча. Он потянул Денни за плечи. Денни сжал пальцы у Шкета на ляжке, разжал, не стал противиться и лег грудью Шкету на грудь, и их тела разделяли горсть цепей и помятый жилет.
Лицо у Денни было жесткое и изумленное.
– Ты чего хочешь?
Видны мельчайшие мускулы подбородка, и щеки, и скулы.
Шкет погладил его по спине:
– Я хочу, чтобы ты разделся, блядь, до конца.
Кожа у Денни была горяча и пыльно-суха.
Другую руку Шкет просунул под него, сдвинул свой хуй, зажатый в складках джинсы.
Денни рывком встал на колени, перевел дух и принялся расстегивать штаны. Шкет подумал: не хочет, чтоб я трогал его хуй. В животе сгустилось что-то похожее на гнев.
Денни сказал тихо и хрипло:
– Тебе необязательно раздеваться. – Спустил джинсы ниже колен, оттянул пригоршни цепей на шее.
Шкет почесал живот. Денни замер напрочь, взглядом наткнувшись на Шкетов пах. У Шкета что-то приключилось в горле и со ртом – легко подумать, что страх, легче – что желание.
Хуй, твердея, перекатился по бедру.
Из горла у Денни вырвался клочок дыхания, который он так старался удержать.
– Снимай штаны… – Шкет сопоставил гнев с желанием. Отчего гнева в голос выплеснулось больше. – Давай… – Желание осталось – тяжким жаром внизу живота.
Денни сел и потянул с ног сапоги. На правом полкаблука снаружи протерлось почти до кожаного голенища. Левый он сдернул быстрее. На щиколотку упали кольца цепи. Косточка отделяла три кольца от четырех: несколько раз обернутого вокруг ноги строгого собачьего ошейника. Денни откинулся назад, снимая джинсы.
Шкет посмотрел на его руки, на его ноги, на его пах. У него самого слегка затекла спина под стенкой. Денни, переменив рисунок движений, принялся, не глядя на Шкета, складывать джинсы. Чтобы плечам стало полегче, Шкет подался вперед. Потом протянул руку, и забрал у Денни джинсы, и швырнул в угол, к сапогам и одеялам. В лице у Денни, чьи глаза искали что-то – не Шкетовы глаза, – вместо смущения нарисовалась неприязнь.
Шкет улыбнулся, а улыбка обернулась тихим смехом в доме спящих:
– Да ладно тебе.
Денни наклонился вперед. Потом сипло сказал:
– Странно, да, что я теперь-то психую?
Сухая горячая кожа коснулась Шкета, вжалась в Шкета, рука разделила их плечи: жесткое основание ладони, четыре легких нажатия и большой палец по всей длине. Шкет посмотрел, как его трогают обведенные черным ногти. Рукой обхватил Денни за плечи, накрыл мальчишеские пальцы своими. Подумал: детские? И встревожился: зачем это дитя меня сюда привело? Крепче обхватил руками спину Денни; тот трясся.
– Эй… – Шкет провел рукой по костлявому стеблю хребта вниз, туда, где плоть утолщалась, смягчалась. Потом вверх. И вниз. – Эй, ну кончай. Что такое?
Денни все трясся.
– Ничего.
Я боюсь. И хочу все это прекратить. Нет уж, блядь!
– Тогда давай. Расслабься. – Шкет еще отполз от стены по груде одеял. Покачал Денни, удерживая на себе. Тот отвернул голову, и Шкету пол-лица залило желтым.
– Если мы будем просто лежать вот…
Под антресолями кто-то заворочался. Денни снова задышал только на счет «три»; и продолжил:
– …вот так, мы вообще ничего не сделаем.
Валяй тогда, делай что хочешь, откликнулся гнев. Перекатывая во рту эту невысказанную фразу, Шкет сообразил: я его старше на двенадцать лет. И сказал:
– Соси давай.
И это, понял он, когда зашебуршилось по груди и животу, когда налилось жаром в паху, откликнулось вожделение. Он протянул руку к волосам и сгорбленным плечам у себя между ног. Коленом, снова и снова толкая, перекатил Денни на бок. Тот держал его за бедра. Соитие длилось, напряженно и усердно, пока Денни, уже не держась, не замолотил головой примерно Шкету в бок.
– Нормально?.. – пропыхтел Шкет и его отпустил. Продвинувшись к оргазму на четверть, он согнулся, жестко вжимаясь пахом в бок, в бедро, хоть во что-нибудь.
– Эй… – Денни лежал на спине, тяжело дыша. Поднял руку – костяшки блестят, на них серая слизь. – Я, кажись, кончил. – Он ухмыльнулся. – И что мне с этой фигней делать?
– Съешь, – ответил Шкет. – Ты же обычно съедаешь?
– Ага. – Денни снова перевел взгляд на потолок и сунул костяшку в рот, повернул руку, облизал ладонь.
Шкет закинул руку, от усилий вспотевшую, поперек узкой, твердой и по-прежнему сухой грудки Денни, погладил его по костлявому бедру. Денни вынул два средних пальца изо рта.
– Ты так и не кончил?
– Не-а.
– Тогда… тогда делай, как ты хочешь.
Ага, подумал Шкет, это гнев. И рассмеялся.
– Когда я был маленький, – сказал Денни и прижал тыл ладони к открытым губам, – у нас на районе были два пацана, братья, самые сильные ребята. Я хотел быть как они. И они мне один раз сказали, что они такие сильные, потому что съедают молофью друг у друга. Я тогда не понял даже. Я еще даже не дрочил, да? – Денни повернулся, посмотрел на Шкета. – Потому что, видимо, белок. Ты тоже так?
Шкет покачал головой:
– Нет.
– А откуда знаешь?
Шкет пожал плечами:
– У тебя по лицу видать, что ты так делаешь.
– То есть?
– Не знаю. – Шкет сжал тугой мускул под бумажной кожей у Денни на плече. – Может, потому, что ты сильный. Они, значит, не врали. – Он закинул ногу на ногу Денни, резко сел. Волосами задел потолок и пригнулся. – Тебе же нравится, нет?
Денни снова ухмыльнулся и скользкой ладонью взял Шкета за член. Шкет покачал. Денни сказал:
– Тебе нравятся девушки?
Шкет удивился:
– Ну да.
– Хочешь выебать девушку?
– Лучше открой рот, а? Или перевернись.
– Секунду. Пусти, я встать хочу…
