Кэмп кивнул, отсалютовал бутылкой:
– Рад, что удалось с вами познакомиться, Шкет. Увидимся у Роджера, если раньше не придется. – Он кивнул Тэку и отвернулся.
– Надеюсь, его от меня корежит ровно так, как он притворяется. – Тэк цыкнул. – Жалко, что он не в мундире. Я, прежде чем перешел к более изысканным наслаждениям, питал великую страсть к морским гадам.
– Ты себе льстишь.
Тэк мелко покивал:
– Не исключено, весьма не исключено. Эй, извини, что я тебя прошлой ночью выпер. Давай ко мне. Выеби меня.
– Не. Я ищу Ланью.
Тэк бледными ручищами обхватил свое пиво и заглянул в горлышко.
– А. – Затем сказал: – Тогда давай не ко мне. Хочу тебе кое-что показать. И ты, небось, захочешь посмотреть.
– Что показать?
– Хотя, может, ты уже видел и тебе неинтересно.
– Но ты не скажешь, что это?
– Не-а.
– Пошли, – сказал Шкет. – Покажешь.
Тэк хлопнул его по плечу и оттолкнулся от стойки:
– Двинули.
Брезентом, полным дождя, меж домов с небес выпячивалась чернота.
– В такие ночи я бы все отдал за звезду. В молодости учил созвездия, но так и не освоил. Могу отыскать Большую Медведицу. – Тэк расстегнул молнию. – А ты?
– Я их неплохо знаю. Но я учил несколько лет назад, когда путешествовал, на судах и все такое. Если много мотаешься, только они и не меняются. Купил в Японии справочник за пятьдесят центов – американский, правда. Недели через две уже находил что угодно.
– Ммммм. – Они дошли до фонаря на углу, и Тэк глянул в небо. – Хорошо тогда, что их не видно. Вот ты готов целую новую карту учить? – Тень шторкой наползла ему на лицо. – Сюда.
Улица шла под уклон. На следующем углу они опять свернули. Спустя полквартала Шкет спросил:
– Ты хоть что-нибудь видишь?
– Нет.
– Но ты знаешь, куда мы идем?..
– Да.
Снова прорезался запах гари. Похолодало – и сильно похолодало; босая нога нащупала трещину в мостовой. Сапог наподдал по чему-то угловатому. В воздух сеялись древесные ароматы. В какой-то миг они прошли сквозь запах, который напомнил… грянул всей мощью галлюцинации: пещера в горах, что-то потрескивает в широком медном блюде на влажном камне, а над головой мерцает…
Оплетавшая его цепь зазвенела и защекотала, словно воспоминание пробило ее током. Но запах (влажная листва поверх сухой, и костер, и что-то подгнившее…) рассеялся. И тьма была холодна, и все же суха, суха…
В дыму рассеивался свет из далекой дали, отсеченный вертикальной стеной.
На углу Тэк обернулся:
– Ты не потерялся там? А то больно ты тихий. Нам на ту сторону. – Тэк кивнул, и они, толкаясь плечами, перешли дорогу.
Янтарный свет за витринным стеклом обрисовывал черные проволочные силуэты.
– Это что за магаз? – спросил Шкет. Тэк открыл дверь.
Судя по гулу, в подвале работал мотор. Вдоль стен пустые полки; проволочные силуэты оказались стендами. Свет испускала лампочка где-то на лестнице – явно одинокая. Тэк подошел к кассе:
– Представляешь, когда я пришел в первый раз, тут в ящике так и лежали восемьдесят долларов.
Он звякнул кассой.
Ящик выкатился.
– Так и лежат.
Тэк задвинул ящик.
В подвале гул замолк, потом возобновился; но теперь напоминало не мотор, а чей-то стон.
– Нам вниз, – сказал Тэк.
На лестнице кто-то раскидал листовки. Под босой ногой они шуршали.
– Что тут было? – снова спросил Шкет. – Книжный?
– И до сих пор книжный. – Тэк выглянул в зал, где одинокая потолочная лампочка освещала пустые стеллажи. – Мягкие обложки здесь.
К краю полки прикноплена рукописная табличка: «ИТАЛЬЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА».
На полу, скрестив ноги, сидел очень длинноволосый юнец. Глянул, закрыл глаза и пропел:
– Оммммммммм… – растягивая последний звук, пока тот не превратился в механический гул, который и расслышал Шкет в дверях.
– Сегодня тут занято, – вполголоса пояснил Тэк. – Обычно никого.
По груди пацана между клетчатыми фланелевыми полами тек пот. Скулы над бородой блестели. На вошедших он толком и не посмотрел.
Похолодало, подумал Шкет. И сильно.
За «ИТАЛЬЯНСКОЙ ЛИТЕРАТУРОЙ» располагалась «ПОЛИТОЛОГИЯ». Книг там тоже не было.
Шкет обогнул торчащую коленку пацана, заглянул в «ФИЛОСОФИЮ НАУКИ» (равно пустую) и перешел к «ФИЛОСОФИИ». Похоже, все стеллажи пустовали.
– Оммммммммммммммммм…
Тэк тронул Шкета за плечо:
– Я вон что хотел показать. – И кивнул в дальний угол.
Следом за ним Шкет обошел «АМЕРИКАНСКУЮ ЛИТЕРАТУРУ» – пыльную деревянную стойку посреди зала.
Прозрачная лампочка понатыкала вокруг них теней.
– Я сюда раньше за фантастикой приходил, – сказал Тэк, – а потом здесь ничего не стало. Вон там. Шагай.
Шкет ступил в нишу и ударился носком обутой ноги (а в мыслях: повезло), отпрыгнул, задрал голову: обложки цвета слоновой кости – как плитка в ванной, положенная внахлест.
На всех полках, кроме верхней, книги повернуты обложками. Шкет присмотрелся к коробке, которую пнул. Крышка закачалась. Он заглянул внутрь, и картинка сфокусировалась: тень, заволокшая разум, когда Ланья сказала кое-что в гнезде, тень, которую мегасвет этого дня размазал почти до неразличимости, сейчас, под одинокой прозрачной лампочкой, легла четко и неопровержимо: как рукописи за ночь не становятся гранками, так и гранки за ночь не становятся книжками в книжных. С тех пор как Шкет при Новике правил гранки в церковном подвале, миновало гораздо больше двадцати четырех часов.
Хмурясь, он нагнулся за книжкой, замер, потянулся за той, что на полке, снова замер, обернулся к Тэку, что стоял, сунув кулаки в карманы куртки.
Губы Шкета зашелестели чем-то вопросительным. Он снова посмотрел на книги, снова протянул руку. Большой палец наткнулся на глянцевый картон.
Шкет взял книжку.
Три упали; одна скользнула ему на ногу.
Тэк сказал:
– Очень мило, я считаю, что ее выставили в «ПОЭЗИИ», – (как гласила табличка наверху). – Могли ведь забить все стеллажи. Там в глубине еще коробок десять.
Большой палец на передней обложке, три пальца на задней; Шкет взвесил книгу в руке – рукой пришлось покачать. Ощущение пробела, который проще всего заполнить словами
