Уличная вывеска гласила:
КАМБЕРЛЕНД-ПАРК
Они свернули. На другой половине угловой вывески значилось:
ДЖЕКСОН-АВЕНЮ
Джордж веско кивнул.
В двадцати ярдах впереди на тротуар рухнула тонна огня.
– Что… – начал Шкет. – Что ты тут делаешь? – а сам вновь выстраивал порядок дальнейших действий: Б-г говорил…
– Там могут… – Лицо у Джорджа пошло морщинами – тщилось уловить причину. – Кароч, там внутри могут быть люди. Надо им пособить.
– А, – сказал Шкет с мыслью: он спятил, хотя (припоздавшая мысль) чья бы корова мычала, а моя проглотила бы язык к чертям собачьим.
Они шли сквозь солнце.
Джордж все смеялся.
– Что?.. – спросил Шкет, на ответ не надеясь.
Джордж сказал:
– Не боишься?
– Я думаю, – сказал Шкет, – если сейчас кто выпрыгнет и скажет «гав!», я обосрусь.
– Под ноги смотри! – Джордж отпихнул Шкета, но тот не понял, от какого обломка его спасли.
Вполне возможно, я доживу до старости, проживу процесс, который зовется умиранием, а после этого жить больше не буду, и не важно, какие откровения выпадут или не выпадут мне здесь, подумал Шкет и похолодел. Артишоки. Он запрокинул голову; пламя распиливало ночь напополам.
– Как думаешь, живыми-то выберемся? – Джордж все ухмылялся.
Вот этот миг в жизни вот этого человека – а при чем тут Джун? Огонь и ее волосы – золото разных сортов. Но она сжимает кольцо!.. Глаза у Шкета округлились.
– Вон!.. – Он ткнул пальцем. – Там не горит! Пройдем…
– Парень, внутри, может, люди сгорают заживо!
– Думаешь, там есть люди?
– Ну, не проверим – не узнаем.
– Ладно, – сказал Шкет, потому что больше делать было нечего.
Поперек водостока валялась обугленная балка шесть на шесть. Шкет ее перешагнул.
Под ней на брусчатке – лужи, расплавленные и живые.
Вода, подумал Шкет, проходя между двумя, – это расплавленный лед. Вот до чего было жарко.
– Эй, Джордж! Джордж?.. Там что-то наверху – слышишь?
– Где?
VII
Анафемата: чумной дневник
[Мы не знаем, кто напечатал этот манускрипт, все ли релевантные записи в него включены и каковы, собственно говоря, критерии релевантности. Предшествующая публикация «Медных орхидей», вероятно, побудила к решению не включать сюда их многочисленные черновики. (О судьбе второго сборника мы можем лишь догадываться.) Довольно щедро заменяя слова, помечая пропуски и исправления, расшифровщик не дает нам оснований доверять его скрупулезности: во всей расшифровке мы не находим формального ключа. ]
ей в плечо и выдрал /его/.
Леди Дракон выдохнула весь воздух из легких – но вышел все-таки не крик. Кошмар задом протанцевал по кухне, вертя орхидеей, (подергиваясь); как будто/я думаю я думаю, он сам не как не мог понять, что натворил. Леди Дракон рванулась к нему, рубя ему лицо и пинаясь. (Я все думал А в мыслях: владение этим оружием – искусство, и я его не постигаю даже в первом приближении.)
Он отбился, отскочил – подбородок и шея в крови.
Она снова на него бросилась. Казалось, она пытается сейчас вот-вот /будет/ проткнут/а/.
Ее белые джинсы окровавились до колена. Кровь в основном его.
Саламандр, как будто заторможенно, сказал:
– Эй… – я никогда не слышал у него такого голоса: перепугался он до смерти.
Ворон, Шиллинг и Б-г ринулись в дверь [и] друг/ друг [к] другу, заглядывая друг к другу через плечо. (А в мыслях: я разнимал Долларовы стычки, но тут скорее палец себе отчекрыжу, чем вмешаюсь.)
Кошмар замолотил руками, отступая за сетчатую дверь, яя и предплечьем издав трескнул по косяку.
Все высыпали следом за ними – кто-то задел раковину и что-то уронил. Я услышал, как упал и под чьими-то сапогами порвался мусорный мешок. Двое мелких пацанов (Вудард и Стиви) держались за руки и пихались плечами, самая младшая (семь?) и умная девочка Роза тоже прибежала смотреть. Вышла в дверь вместе со мной.
Баловался во дворе с Кошмаром, Вороном, Накалкой и Флинтом, споткнулся и ободрал икру о ступеньку. Потом Ланья пришла на антресоли и увидела.
– Эй, – сказала она. – Помазал бы чем-нибудь. Не дури, это не шутки. Вон расчесал почти до крови. Ты что, заражение хочешь заработать?
[Леди] Дракон помахивала кулаком с ножами, будто вместо руки у нее хлыст. (С локтя потекло. Кошмар крутанулся; о нижнюю ступеньку застучал гравий. На землю брызнули капли.
Небо светилось тусклым цинком.
Я посмотрел в проулок – а в мыслях: не видно даже конца, и тут из мглы выскочил Тринадцать. Остановился футах в двадцати – позади в него врезались Кумара и Сеньора Испанья.
Леди Дракон пошатнулась, покачнулась – я подумал, споткнулась.
Но она резко тряхнула головой, тихо-тихо вскрикнула, развернулась; и бежала вдоль по улице.
Кумара врезалась в Тринадцать. Сеньора Испанья шагнула назад.
Кошмар стоял, сопя, расставив руки, пытаясь отдышаться.
Среди его цепей блеснула оптическая. Мне сначала почудилось, что она растет… Она порвалась, скользнула ему по животу и звякнула, свернулась, звякнув / лужицей между его ступней / у его сапога / под отодравшейся подошвой сапога. Не заметив, Кошмар качнулся прочь. Цепь наполовину сползла на бордюр.
Тринадцать поймал его за локоть:
– Ты цел?.. – и заковылял вместе с ним.
Позади меня скрипнула дверь; двое вернулись в дом.
– Пойдем-ка со мной, – говорил Тринадцать, – давай-давай, пошли.
В гостиной Калифорния буравил взглядом стену у двери. Волосы он перебросил вперед через плечо и как бы так за них держался.
– Господи, – сказал он. – Ты посмотри, а? Ну то есть, господи боже. Это она забрызгала, когда вошла. – Он протянул было пальцы к пятнам с десятицентовик, уже высохшим до бурого сухим, но потряс снова вцепился в волосы. – /Ну то есть,/ Господи боже.
Ворон, Саламандр и Собор вошли, насупились на созвездия ее крови, но пошли дальше
– Видал, как она на этого мудилу, – где-то в коридоре сказал Перец. – Я думал, убьет. И слышь, я бы слова поперек не сказал. Ни единого бы словечка не сказал бы поперек после того, что этот мудак учудил. Видал, как они друг на друга, а? Никогда такого не видел. Как он на нее наскочил с этими орхидеей, слышь, я прям подумал, у нас фарш на ужин будет, вот честно…
