– Чувак, ну ты ваще даешь!
– Надо было забрать у них эту блядскую коробку.
– Да, – сказала Сеньора Испанья. – Да. Надо было.
Тарзан сказал:
– Ага. Это бы нормально. Они бы не обиделись.
– Ну ты дал жару, – снова сказал Жрец, а Собор засмеялся и потряс меня за плечо.
И так до самого возвращения в гнездо. Тарзан и Жрец вошли вместе со мной. Собора, Сеньору Испанью и Ангела затормозили снаружи, где они и начали излагать. Ну, это, наверно, ничего. Там собралось немало пьяных – толпа каких-то нескорпионов, друзей Разора, кажется, я не понял, да и пофиг, – было кому послушать.
Я шел по коридору, и тут из гостиной выскочил Денни и схватил меня за локоть:
– Эй!.. – Весь такой возбужденный.
Я думал, он сейчас про историю в парке скажет.
– Что эй?
Он только глазами похлопал.
И я пошел дальше.
А он следом и сказал:
– Там Ланья на антресолях, но, – (я вроде как хотел уже зайти), – по-моему, она занята.
Тут я остановился.
Денни сказал:
– Тебе, наверно, лучше туда не надо.
– Что она там делает?
– Трахается.
– Здесь? – сказал я не очень даже громко. Удивился, во-первых, а во-вторых, помнится, подумал, что не очень-то это круто: она ж вся такая против групповухи (и, если что, не подкачает перед агрессивными представителями мужеского пола) – и спуталась с парнем из моего гнезда у меня же на антресолях?
Кто-то шагал по коридору из сортира.
– Пошли, – сказал я Денни; мы вышли на веранду. – С кем она ебется? – Я знал, что ответ меня удивит; и что таких, кого я особенно не хочу Ланье в койку, есть шестеро… нет, пятеро: Харкотт, Саламандр, Шиллинг, Джек-Потрошитель и Болид; потому что все они по злобе или недоумию могут учинить ей какую-нибудь пакость.
– С каким-то мужиком – я его в городе снял.
Я удивился:
– …ты снял? – Я, однако, не ожидал облегчения. – Ты его тоже трахал?
– Не. Не, это она придумала.
– Все это мне очень знакомо, – сказал я. – Что значит «она придумала»?
– Попросила найти ей, кто захочет выебать ее за деньги… за пять баксов.
– Чьи пять баксов? – спросил я. – Его или ее?
Тарзан и Б-г поднялись на крыльцо и вошли на веранду – Тарзан слушал, Б-г ждал, пока Тарзан дослушает.
– Теперь уже ее, – ухмыльнулся Денни. – Она сказала, что слушала, как мы болтаем о проституции, часто, видимо, и ей, я так понял, стало интересно. Господи, найти тут кого при деньгах…
– Мы нечасто говорили о проституции.
– Что не помешало ей слушать. Сказала мне, что ей интересно. Сказала, что хочет попробовать.
– Ага-ага. Ну а то. – Я ткнул его кулаком в плечо. – У меня один вопрос: а ты-то чего своими делами там с ними не занимаешься?
– Ёпта, – скривился Денни. – Мужик мерзотный. Сначала вроде ничего был. Но мерзотный.
– Господи боже. – Тарзан привалился к подоконнику окна без сетки. – И вы своей бабе разрешили?.. – И умолк; вероятно, потому, что я на него так посмотрел.
Я сказал:
– Что разрешили?
– Ну, это, резвиться с… ну… это.
– Тарзан, – сказал я, – если моя баба желает выебать овцу, пристегнув на нос дилдо, это в основном ее проблемы, глубоко во вторую очередь – мои, но не твои ни капли. Она может ебсти что пожелает – возможно, за исключением тебя. От этого, я думаю, меня стошнит. Да, этого я, пожалуй, не вынесу. Я тебя убью. – На руке у меня – она качнулась к груди Тарзана – была орхидея. – Я вот что сделаю. Я у тебя на лице сыграю в крестики-нолики и…
Я снял с цепи на шее орхидею, поднял руку и просунул в сбрую, и небо потемнело за окнами, небо взревело за оконными сетками, и я застегнул браслет на запястье, и свет раскололся надвое, и два щупальца, иззубренные, с ослепительно-магниевыми кромками, дугами выросли в небо, и я замахнулся снизу вверх Тарзану в грудь.
– Эй… – прошептал Тарзан, – ты совсем псих!.. – ужасно перепугавшись, оглядываясь на Денни, потом на Б-г; но они попятились – и переперепугали его.
– Ну? – кивнул я. – А для тебя это новость, что ли?
Я держал острия ножей щепотью против его левой сиськи. Все затаили дыхание, а я подумал: здесь это было бы проще всего. Потом сказал:
– Да ёпта! Беги, мудозвон!
Тарзан растерялся.
Я опустил руку.
– Хочу посмотреть, как ты бегаешь! И чтоб я тебя не видел до завтрашнего восхода. Не то я тебя отмудохаю, отнесу твое изломанное, окровавленное и обморочное тело назад к маме с папой, на порог квартиры девятнадцать А, и там оставлю!
– Они живут не в… – Но тут его мысли встали на место; он вздохнул – я так понял, это был вздох – и кинулся к двери. Врезался в мужика с грудью клином и в синейшей рубашке на свете («Эй, полегче… Все нормально?..») и слинял по коридору.
Мужик тоже растерялся.
Он был не очень-то обросший; но из тех, про кого первым делом сама приходит мысль: ему бы постричься.
– Она сказала, – сказал он, – мне выйти здесь?..
– Ладно, – сказал Денни. – Дверь там.
Леди Дракон поднялась по ступеням и стояла снаружи, смотрела.
– Деньги я отдал ей. Эй, спасибо вам большое. Очень мило вышло. Может, опять приду. – Он глянул на меня и растерялся еще чуть-чуть.
Леди Дракон открыла ему дверь, и он выскочил во двор. Она посмотрела ему вслед, дверь отпустила, но так и осталась снаружи на верхней ступеньке.
Это не отчаяние. Побольше смеха и логики – и оно рассеивается. И того и другого у меня вдоволь. Очевидно, у большинства людей жизнь настолько интересна, насколько им по силам. Но я не помню, как ее надел. Я не помню.
Я посмотрел на орхидею.
Я не помню, как ее надел.
Я ее снял.
– Он тебе нравится, – спросил я, – Б-г?
– Кто? – переспросил тот. – Тарзан? Да он нормальный. Пасть захлопнуть вовремя не умеет, и все.
– Он из-за тебя все штаны обоссал, – сказал Денни. И засмеялся. – Видал? У него сбоку вся нога намокла. – И он показал на себе.
– Чего? – сказал я.
– Он описался. – Денни снова рассмеялся – пронзительно загавкал, как щенок.
– Жалко, что я не заметил, – сказал я. – Мне бы полегчало.
– Я… к Тарзану нормально, – сказал Денни.
– Слышь, – сказал Б-г. – Тарзан – он же пацан мелкий. Не смыслит ни шиша.
