Ее глаза распахнулись.
– Майкл… – сказал я.
– Что?
Цепь вдавилась поперек руки; призма оцарапала запястье. За один конец тянула Сеньора Испанья.
– Майк Генри… – Я посмотрел между локтями на истоптанную траву. – Майкл Генри?..
Шевельнулась ее босая ступня.
– Что-что?
Очень медленно я произнес:
– Меня зовут Майк… Майкл. Мое второе имя – Генри. – Я поднял глаза. – Моя фамилия – Фл?.. Фр?..
Ланья сощурилась. И цапнула меня за предплечье рукой с гармоникой.
Гармоника углом вгрызлась в кожу; и я очухался.
– Что я сказал?
Но она озиралась, вглядывалась в толпу.
– Денни!
– Ланья, что я сказал?
Ее глаза метнулись к моим. Улыбалась она странно – широко и испуганно.
– Ты сказал, что тебя зовут, – вокруг хлопнули в ладоши, – Майкл. Твое второе имя, – снова хлопнули, – Генри. А фамилия?..
У меня так свело челюсть, что голова заходила ходуном.
– Я… я на секунду вспомнил! а потом я…
– Начинается на «Ф». – Она снова крикнула: – Денни!
– Погоди! Погоди, я… нет, я не помню! Но имя…
– …Майкл Генри… – подсказала она.
Подбежал Денни.
– Что?.. – Положил одну руку ей на плечо, другую – мне. – Пошли, хотите…
– Скажи ему, Шкет!
Я отпустил ее локти и взял за локти Денни.
Он сопел как паровоз.
– Меня зовут Майкл… – снова хлоп, – Генри… какой-то. Фамилию уже не помню. – Я вдохнул поглубже (хлоп!). – Но два из трех – уже неплохо! – Лыбился я, наверно, очень сильно.
– Ни хера себе! – сказал Денни. Начал было говорить то и се, но в итоге лишь пожал плечами, лыбясь в ответ.
– Я тоже не знаю, что сказать, – сказал я.
Ланья меня обняла. Чуть не повалила.
Денни обнял нас обоих, сунулся между нами головой, замотал ею и засмеялся. И Ланье пришлось одной рукой его придержать. Мы все зашатались. Я тоже обхватил его одной рукой. Кто-то провез цепью по моей спине. Либо цепь порвалась, либо один из тех, кто ее держал, разжал пальцы. Мы пошатнулись опять.
Кто-то руками уперся мне в спину и сказал:
– Эй, полегче! Не упадите! – Пол Фенстер – а я и не заметил его в толпе зрителей – поддержал меня, когда мы разъялись.
Ланья сказала:
– Можем и упасть, Пол. Не страшно.
Кто-то вбросил в круг очередную цепь. Мантикора и игуанодон поймали, столкнувшись, призрачно сияя. Хлоп!
– Эй, хорошая у вас школа, – сказал Денни. – Я Ланье помогал с детьми.
– Я тебе рассказывала про Денни, помнишь, Пол? Это он придумал всем классом пойти на экскурсию, и все отлично получилось.
Перечитываю единственное между этими замызганными картонками описание Пола Фенстера – и такая мысль: поскольку жизнь может закончиться в любое когда, надежда на откровение или перопетию если и не идентична, то равносильна безумию. Они придают жизни смысл, однако надежда на них лишает нас способности его проживать. И потому я по-прежнему записываю эти случаи. Но сейчас искусство случайного интересует меня лишь в меру его соприкосновения с жизнью… о чем, впрочем, я где-то на этих страницах писал уже минимум трижды. Зато не писал, что поэтому меня все меньше интересует случайность искусства. («Секс без вины»?1 Энтелехия без предвкушения!) Я вот просто думаю: вел бы себя Пол как-то иначе тем вечером в парке, если б знал, что спустя шесть часов ему четырежды выстрелят в голову и шею?
Я сказал:
– Я там ни разу не видел никаких детей. Голоса слышал. На магнитофоне. Но по-моему, настоящих детей у вас там никогда не было.
Ланья посмотрела на меня странно.
Фенстер рассмеялся:
– Ну, ты сам привел нам пятерых.
1 «Секс без вины» (Sex Without Guilt, 1958) – работа американского психолога и сексолога, одного из пионеров когнитивно-поведенческой терапии Альберта Эллиса, на момент выхода считалась очень либеральной; впоследствии была доработана с учетом развития взглядов Эллиса, в частности на гомосексуальность, и вышла в 2001 г. под названием «Секс без вины в двадцать первом веке» (Sex Without Guilt in the Twenty-First Century).
– Но там не было… – Ощущение такое, будто две разъединенные плоскости вдруг сомкнулись заподлицо; нестерпимое облегчение. – Я привел пятерых… в школу?
– Вударда, Розу, Сэмми?.. – сказала Ланья.
– Ты же помнишь, – сказал Денни. – Стиви? Марселина?
– Я помню, – сказал я. – Я знаю, кто я…
– Майкл Генри, – сказал Денни.
Я положил руку Фенстеру на плечо:
– Иди потанцуй.
– Не, меня голожопость не прельщает.
Я хмуро воззрился на танцоров; нагишом плясали всего человек пятнадцать-двадцать.
– Давай-давай. – Я его толкнул; он попятился. – Можно не раздеваться. Просто потанцуй.
Фенстер покосился на Ланью. Чтоб за него вступилась? Мне мельком привиделось, как он запахивает ей рубашку на грудях, застегивает верхнюю пуговку, гладит по голове и уходит.
– Давай. – Я разозлился. – Пляши!
– Шкет, хватит, – сказала Ланья и взяла меня под руку.
Фенстер уже уходил, смеясь.
– Хочешь присесть? – спросил Денни.
– Пошли, – сказала Ланья. – Присядем.
Денни тоже взял меня под руку; но я вывернулся и обернулся.
Фенстер шагал среди танцующих – толкнул, поймал упавшую на него девушку в одной мокрой футболке, поднырнул под блестящую цепь, что натянулась меж сияющих тварей, скакавших под деревом.
– Чего ты добиваешься? – спросила Ланья.
– Раздень меня. Мне больше не надо… не надо ничего.
Я бросил сапог поверх жилета. Задрал подбородок и содрал с себя семь цепей и проектор. Звенья продрались по соскам. Шатаясь, я поднял цепи над головой и разжал руки. Одни ударили по носу, по щеке, по уху. Другие упали на плечо и, звякая, убежали в траву. Я опустил взгляд, расстегнул двойной шпенек на ремне; спихнул штаны по ногам. Ланья придержала меня за плечо, чтоб я не упал, выдергивая ступню из штанины.
– Полегчало? – спросил Денни.
Я приступил к застежке сбоку на шее. Как будто колонна насекомых припустила вниз по животу и застряла в волосах на лобке. Оптическая цепь обвисла на лодыжке.
– По-моему, ты ее порвал, – сказала Ланья.
– Я могу починить, – сказал Денни. – У меня ногти…
