– Господи Исусе, – сказал Джек, озираясь. – И они тебе разрешат?
– Они мне разрешат спустить штаны и на столе, бля, сплясать, – сказал Тэк, – если мне охота. Правда, дражайшая Ланья? Вот ты им скажи.
– Тэк, – сказала Ланья, – я бы на это посмотрела. Вот правда. – И засмеялась.
Джек сказал:
– Мать честная!
Танцор спускался из клетки к бару; перемолвился шутливым словом с кем-то внизу; кто-то еще подал ему руку, и он грациозно скакнул прочь.
В дверях возникла новая группа.
Пара мужчин в коже подошла к черному здоровяку в рубахе цвета хаки; даже при свечах было видно, что бока потемнели от пота. Остальные черные были в костюмах и при галстуках. Люди сдвигали вместе столы.
Рыжая на крыльях смеха пролетела по всему бару. Обхватила черного за широкие плечи цвета хаки. Он обнял ее; она забилась, по-прежнему смеясь. У них под ногами залаяла Мюриэл.
Замогильный Тедди – обтянутое кожей растение – выставил бутылки, отодвинул стулья. Черный дылда плюхнулся на сиденье; кулаки его камнями растрескались на столе. Остальные расселись вокруг. Он запрокинулся назад, вытянул руки, одной поймал женщину в спецовке, другой – сверкающего танцора. Все засмеялись. Женщина, стараясь не расплескать из стакана, отпихнула курчавую темную голову. Танцор заверещал: «Ууууу!» Стринги на нем лопнули. Он потянул поясок по белому боку, сдернул ракушку и вывинтился из кольца руки. Черная ладонь шлепнула по меловой попе. Танцор сманеврировал вперед, бросил через плечо зверский взгляд, напоследок подмигнул, закинул серебристую лямочку на плечо и зашагал прочь, потирая ягодицей о ягодицу.
– Господи Исусе! – через стол сказал Джек.
Кроличий хохол над прыгучими гениталиями танцора был усыпан блестками.
Тедди огибал сдвинутые столы, наливая. Люди подходили поговорить, отходили выпить.
В ответ на его недоуменный взгляд Ланья пояснила:
– Это Джордж Харрисон. А ты?..
Он кивнул:
– А.
– Господи Исусе! – повторил Джек. – Кого только в этом кабаке не встретишь, а? Прямо кого угодно. Откуда я родом – там бы такого не было. Здесь, – он заозирался, – неплохо, да? – Глотнул еще пива. – Все такие приветливые.
Тэк уперся сапогом в скамью, свесил руку с колена:
– Пока громить тут не начнут. – Низверг водопад из опрокинутой бутылки в широкий рот. – Эй, хотите ко мне? Давайте со мной? – Отставил пиво. – Джек, Ланья и ты тоже, Шкет.
Он глянул на нее – а она хочет пойти?
Но она как раз отпивала.
– Ну-ка давай. – Тэк ткнул в нее пальцем, и Ланья, когда бутылка оторвалась от ее губ, насупилась на инженера. – Ты ж не будешь торчать тут до утра и отбиваться от Всадниц Засушливого Каньона?
Ланья засмеялась:
– Ну, если правда хочешь, чтоб я тоже, – тогда ладно.
Тэк хлопнул по столу:
– Отлично. – Потом наклонился и театральным шепотом произнес: – Она, гадина, еще та зазнайка. Когда еще здесь тусовалась, скорее умерла бы, чем якшалась со мной. Но как познакомились поближе, гляжу – а она ничего. – И он ухмыльнулся через стол.
– Тэк, я не зазнайка. И я всегда с тобой разговаривала!
– Да-да-да, и мужик твой тоже. – Тэк показал большим пальцем. – А теперь твой мужик он? – Засмеялся. – Пошли. Поздний ужин у Тэка Люфера. Тэк Люфер закатит вечерину. Джек, ты ж говорил, что есть охота.
– Елки, – сказал Джек, – я даже не знаю…
Ланья вдруг повернулась к нему:
– Ой, да пошли. Ты просто обязан. Ты только прибыл. Тэк хочет тебе город показать. – И она прямо-таки просияла.
– Ну… – Джек улыбнулся столешнице, Тэку, канделябру.
– Поесть дам, – посулил Тэк.
– Елки, я ж не настолько…
– Да ладно тебе! – не отступила Ланья.
(Он сдвинул ладони по тетради, заляпанной кровью и углем, к газете, что торчала по бокам…) Ланья протянула руку и кончиком пальца тронула его корявый большой палец. Он поднял глаза. Тэк уже встал. Джек:
– Ну хорошо, – допивал пиво; Тэк стащил куртку со спинки скамьи. Ланья поднялась.
Он взял газету и тетрадь, встал рядом с Ланьей. Джек и Тэк (он опять подумал, как сополагаются звуки) ушли вперед. Ланья сжала ему локоть и прошептала:
– Я считаю, я только что заработала себе ужин, нет?
Группу Харрисона они обогнули.
– Э, гля, стар Жлез Во’к! – ухмыльнулся Харрисон, оторвавшись от своих карт.
– Иди утопись, горилла, – пошутил в ответ Тэк, – а то я всем скажу, что тебе сдали…
Харрисон отдернул карты и хохотливо заурчал – и тут между ними внезапно впрыгнул среброволосый танцор, починивший стринги; схватил Ланью за плечо:
– Душа моя, ты всегда уводишь отсюда всех красавцев – как тебе это удается? Ну-ка, люди, улыбаемся пошире своей мамочке… Бесподобно! А можно с вами?
Тэк замахнулся курткой, и серебристая голова нырнула.
– Вали.
– Ах-ах-ах, вся грудь в волосах, а думает, что такая вся из себя вся!
Но они протолкались к двери.
У стенки рыжая тихонько беседовала с Лиловой Ангорой. Между ними лежала и пыхтела Мюриэл. Мерцание свечей прореза́ло в желтом лице женщины все новые морщины. Она не так уж и накрашена, отметил он, проходя мимо, и не так уж стара. Но шершавость кожи в неверном свете отдавала нелепой ненатуральностью. Поверх жакета (жакета он прежде не видел и не понял, как мог проглядеть; разве что чистое изобилие подсказало ему, что это не жакет) вились и вились и вились петли странной цепочки, какую носил Фауст, Кошмар, танцор, да и он сам.
Мюриэл гавкнула.
Он протиснулся в коридор позади Ланьи и впереди Джека.
Тедди улыбнулся им из-под кепки, точно механический череп, и придержал дверь.
Очень светловолосая девушка на краю тротуара прикусила костяшку и пристально на них уставилась.
Прохлада. Надо же.
Он пощупал, по-прежнему ли орхидея висит на шлевке, и тут девушка сказала:
– Извините. Мне ужасно неловко вас беспокоить, но… – гримаса ее держалась на честном слове, – Джордж Харрисон… он там? – и не удержалась. Серые глаза блистали очень ярко.
– Чего? А, да. Он внутри.
Ее кулак взлетел к подбородку, и она вздрогнула.
Позади него Джек как раз говорил:
– Господи Исусе, вы только посмотрите!
– И есть на что! – сказал Тэк.
– Вы сказали, он там? Джордж Харрисон, большой такой цветной?
