– Я его отнесу в старую квартиру.
– Бобби – он?.. – прошептала Джун и шарахнулась спиной в стену, пропуская Шкедта мимо.
– Он умер, да.
Плач миссис Ричардс у него за спиной сменил тональность.
Дверь другого лифта все кхынкала, кхынкала, кхынкала об ковер.
Шкедт плечом вперед вошел в 17-Е. Положить мальчика в его?.. Шкедт прошагал по коридору, свернул в пустую комнату. Рука Бобби (та, что с цепью, сплошь в крови) все стукалась и стукалась ему о лодыжку. Чтобы не печалиться, достаточно посмотреть на то, что он тут тащит.
Он постарался не уронить эту штуку на пол, опустил, чуть не упал; и уронил. Потянул за вывороченную ногу; ее… опять выворотило, и не там, где полагается. Так что Шкедт разогнулся.
Господи, кровь! Он покачал головой и отклеил рубашку от живота и плеч. Шагая к двери, расстегнул штаны и, придерживая их одной рукой – они сползли на бедра – вышел из квартиры.
Посреди коридора миссис Ричардс затрясла головой и опять заплакала.
Он скривился и подтянул штаны. Собирался-то он в ванную, но зрелище ее ошеломленного горя отбросило назад, к мгновению сексуального отклика в приямке шахты. Ёпта, подумал Шкедт.
– Мэм, идите наверх, а? Тут ничего не поделаешь. Если будете здесь, вам не станет… лучше. Джун?..
Джун наполовину спряталась за спиной у матери.
– …отведи ее наверх. – Ему вдруг захотелось сбежать вовсе. – Слушайте, мне надо взять… кое-что. – Рукой придерживая расстегнутую ширинку, он обогнул их, из гостиной забрал свою тетрадку и, выставив ее перед собой, вышел за дверь.
* * *
Тринадцать сказал:
– Ей, небось, тяжко, – и отступил, пропуская его.
– Ёпта. – Леди Дракон посмотрела в потолок.
Плач, пронзительный и сдавленный, чем-то раскаленным стекал в комнату.
– Когда ж она заткнется-то, а? – сказала Леди Дракон.
– Слышь, чувак… – начал было Тринадцать.
– Да понимаю я, понимаю. Тут кто-то спрашивал, хочу ли я вина. Я кранты как хочу. Малыш? Адам? Вино, сука, тащите?
– Ты говорил, – сказал Шкедт, – у тебя одежда есть?
– А, ну да. Легко. Заходи.
Денни, держа стеклянный графин на сгибе локтя, сказал:
– По-моему, ему надо в ванную.
– Да уж, тебе помыться бы. Ванна – туши свет, но если хочешь, залезай. Что такое?
– Ничего. – Но от последней реплики Денни побежали мурашки неприятней и горя, и ужаса. – Да, помыться не помешает.
– Дальше по коридору. Окон, бля, нету. Я фонарь принесу. – И Тринадцать снял лампу с гвоздя на стене.
Следом за Тринадцатью Шкедт зашагал в сортир.
В колеблющемся свете он различил ржавое кольцо по центру ванны до самого стока. Эмаль тут и там отслаивалась, обнажая черноту.
– Пришлось больного скорпиона сюда сгрузить пару дней назад, Перец его звали, ширнулся чем не надо. Свалили в ванну, а у него шпоры, он в ванне дырки пробивал. – Высоко подняв лампу, Тринадцать наклонился, подобрал со дна ванны шуруп, посмотрел, пожал плечами. – Полотенце бери любое, если надо. Мочалок нет. – И поставил лампу на бачок.
Шкедт отложил тетрадь на крышку унитаза, включил воду и взял мыло; в бруске засохли хлопья ржавчины.
Серым полотенцем (драным) он протер дно. Затычки не было, так что он скатал полотенце, заткнул сток им и забрался в ванну, не успела вода закрыть дно.
– Выпить хочешь чего? – окликнул девичий голос из-за двери.
– Ага.
Он сидел, тер лицо и слышал плач этажом выше. Может, опять по комнатам бродит.
Вошла девчонка, принесла белую кружку. В джинсах, полная, с веселым лицом, тщившимся изобразить серьезность.
– Держи. Бедный мальчик. – Она наклонилась, просыпав кудри с плеча, и поставила кружку на край ванны. Под синим свитером – тяжелые груди на свободе. – Какой ужас!
Говорила она задышливо – наверно, решил он, часто хихикает. Представив, как она хихикает, он улыбнулся.
– Так себе картинка была.
– Ты наверху живешь? – спросила она.
Лет семнадцать, должно быть.
– Я там просто работаю. Между прочим, если будешь так пялиться, я могу и возбудиться.
Она хихикнула.
Он откинулся назад в ванне.
– Вот видишь? Я же говорил.
– Ой-й… – Она отмахнулась в притворной досаде, ушла – протиснулась мимо Денни, который стоял в дверях. Тот резко, коротко хохотнул.
– Мощно ты вляпался, а, шкет?
– Да уж. Ну не оставлять же его там.
– Наверно, да. – Денни вошел и сел на крышку унитаза, взял тетрадь. – Эй, шкет? Твое?
Он кивнул, лишь теперь сообразив, что у «шкета» Денни не было ни заглавной Ш, ни лишнего «д». Шкедт ухмыльнулся и взял кружку. (Вода вокруг него побурела. Над стоком плавала отлипшая от ноги спичечная книжка.) Он глотнул, и рот обожгло.
– Ёпта, что это?
– Виски, – ответил Денни, подняв глаза. – Хочешь вина – есть вино. Но я подумал, может, тебе лучше чего покрепче. Ну, после… – Волосы его качнулись бледными лезвиями.
– Нормально.
– Это всё ты писал?
– Ага. Оставь.
– Ой. – Денни поспешно отложил тетрадь на пол между сапогами. Некоторое время двумя пальцами растирал голую грудь. Потом опять поднял голову и сказал: – Во она завелась, да? Это, небось, потому, что она его мамаша.
Шкедт кивнул и костяшками повозил по мыльному бруску.
– Я всю дрянь с лица стер?
– Не-а. Сбоку еще, под подбородком.
Он намылил там. Пена в свете лампы стала бежевой.
Денни ткнул рукой:
– А стоит у тебя чего?
– Того, что твоя тощая жопа из штанов свисает.
– Да? – ухмыльнулся Денни. – Круче жопы у тебя не бывало.
Но когда Шкедт сполоснул лицо от пены, Денни все смотрел.
– Как сходили? – спросил Шкедт.
– С Кошмаром-то?
– Ну.
– Херня, – пожал плечами Денни. – Ничего не добыли. В прошлый раз вышло отлично. И в следующий раз отлично выйдет.
– А вы за чем ходите? – Шкедт еще отпил и потер ржавым мылом по животу.
– Тебе прям интересно про скорпионов?
Шкедт пожал плечами. Мыло ускакало по волнам.
Денни кивнул:
– Если интересно, Леди Дракон спроси.
– Не настолько. – Он поймал мыло, впихнул его между пальцами ног.
