– Люди там, наверно, есть, – неловко вставил Шкедт. – Может, дежурные. Мы с мадам Браун об этом говорили. Наверно, там как в… Домоуправлении.
– А. – Ее руки повстречались на коленях. – Да. – И она выпрямилась. – Но я-то объясняю, как это ощущается. Как я ощущаю. Когда дым тончает, видно дома напротив. Столько окон побито. Может, ремонтники у Артура в конторе уже вставляют новые стекла. В конторах техобслуживание всегда лучше. Ну, там и денег больше. Я просто не понимаю – у нас-то когда все хоть немножко нормализуется? Есть же минимальные требования. Пусть пришлют кого-нибудь – хотя бы скажут, что происходит. Не знать – хуже всего. Если б я что-то, хоть что-то знала точно – когда планируют начать ремонт, восстановить обслуживание, свет включить – когда нам ждать… – Она как-то непонятно раздосадовалась.
– Может, – предположил он, – кого и пришлют.
– Вроде бы пора, да? У нас с ними и раньше бывали проблемы; огромная трещина у Джун в спальне, на потолке. Мы были не виноваты. Сверху что-то протекло. Три месяца никого не могли прислать. Но на мое письмо ответили мгновенно. А я тут хлопочу, хлопочу, и все без толку. И каждое утро отправляю Артура отсюда вон туда. – Она кивнула. – Вот что скверно-то. Конечно, я его не удержу; он не желает сидеть тут. Говорю ему, как там опасно, я боюсь, такие риски, а он… ой, лучше бы он смеялся. Но он не смеется. Он сердится. И уходит. Уходит каждое утро, исчезает за поворотом на Сорок четвертую. И я могу ему помочь лишь одним: держать уютный дом, где ему ничто не угрожает, чтобы хоть здесь ему было хорошо, безопасно и…
Шкедту почудилось, будто она что-то увидела у него за спиной, и он уже хотел обернуться. Но лицо ее исказило нечто посильнее узнавания.
Она склонила голову.
– У меня, пожалуй, неважно получается. Совсем не получается.
Хоть бы она его отпустила.
– Миссис Ричардс. Я пойду, там в дальней комнате надо еще кое-что поделать. – (Кажется, остались вещи, нужно убрать.) – А вы постарайтесь отдохнуть. – Он встал, а в мыслях: вернусь – расстелю ковер в гостиной.
Я не в силах помочь, про себя оправдывался он, я не в силах осушить ее горе. А не делать ничего я не могу.
Он открыл дверь в спальню Бобби, где мебель еще не сдвинули к стенам.
И кулаки Джун рывком свели края плаката.
– Ой, извини… я не сообразил, что это твоя… – Но это спальня Бобби. Покаянная улыбка сползла с лица Шкедта пред лицом ее потрясенного отчаяния. – Слушай, не буду тебя беспокоить…
– Он хотел наябедничать! – прошептала она, тараща глаза, тряся головой. – Он сам сказал! Но я клянусь, – и она смяла плакат вовсе, – я клянусь, я не нарочно!..
Помолчав, он ответил:
– Любому человеку в здравом уме это бы, наверно, пришло в голову первым делом. Но до сей минуты у меня и в мыслях не было. – А затем – и стало страшно – задом вышел из комнаты и прикрыл дверь, не поняв, во что сложилось ее лицо. Я просто наблюдатель, подумал он и, еще думая, почувствовал, как мысль сминается, точно плакат с Джорджем в кулаках Джун.
Свернув к гостиной, он вообразил, как она выскакивает из-за двери, грызет и когтями дерет ему спину. Дверь не отворилась. Из-за двери ни звука. А назад в гостиную неохота.
Он уже почти вошел, но тут затрещал замок и распахнулась дверь в квартиру.
– Приветик, угадай, кого я нашел по дороге?
– Привет, Мэри. – Следом за мистером Ричардсом вошла мадам Браун.
– Лапушка, а почему в подъезде такая грязища? Будто кого-то…
Миссис Ричардс развернулась на диване.
Мистер Ричардс сдвинул брови.
Мадам Браун у него за спиной поднесла руку к блестящим цепям и бусинам.
Миссис Ричардс стиснула ткань юбки:
– Артур, сегодня Бобби… Джун… Бобби…
* * *
Веки распахнулись так широко, что больно глазницам. Он перекатился, путаясь в сбитых одеялах и мятой листве, забросил руки ей на голую спину. Будь у него ногти, подрал бы до крови.
– Ынннх, – сказала Ланья и повернулась к нему. А затем: – Эй… – потому что он подтащил ее к себе. – Я понимаю, – пробубнила она у него над ухом, шевеля руками в его объятьях, пытаясь их высвободить, – ты хочешь быть великим и знаменитым…
Руки у него тряслись.
– Ой, эй!.. – Ее ладони взобрались ему на спину, напряглись. – Тебе снились кошмары! Про мальчика!
Он потряс головой, стукаясь об ее голову.
– Все хорошо, – прошептала она. Одна ее рука дотянулась сзади до его плеча, погладила. – Все уже хорошо. Ты не спишь.
Он втянул в себя три хриплых вдоха – в паузах сводило живот, – отпустил ее и перекатился на спину. Красная пелена, что отделяла его от тьмы, тут и там отпадала.
Ланья коснулась его локтя; помассировала ему плечо:
– Очень страшный был сон, да?
Он сказал:
– Я не… знаю, – и перестал ловить ртом воздух. Над ними свисала листва. У горизонта он разглядел размытую туманом крошечную луну; а чуть дальше – другую! Голова вспрыгнула на одеяле – и медленно опустилась.
Всего лишь два фонаря в парке, расплывчатыми жемчужинами сиявшие в дыму.
– Я не помню, что мне снилось. Может, ничего.
– Тебе снился Бобби, – сказала она. – Вот и все. Ты сам себя напугал и проснулся.
Он помотал головой:
– Зря я дал ей этот клятый плакат…
Ее голова опустилась ему на плечо.
– Откуда тебе было знать?.. – Ее рука упала ему на грудь; ее бедро легло поперек его бедра.
– Но, – он взял ее за руку, – удивительно: пока она ему объясняла, как это случилось, у мистера Ричардса вообще ничего не было в лице. И посреди всего пришла Джун и эдак втиснулась в стеночку, все отирала подбородок кулаком и моргала. А миссис Ричардс твердила: «Это был несчастный случай! Ужасный несчастный случай!» – а мадам Браун пару раз сказала только: «О боже», а мистер Ричардс вообще ничего не сказал. Только переводил взгляд с миссис Ричардс на Джун, словно толком не понимал, что ему говорят, что они натворили, что произошло, а потом Джун заплакала и убежала…
– Ужас какой, – сказала она. – Но ты постарайся подумать о чем-нибудь другом…
– Я и думаю. – Он снова глянул на фонари; теперь светился только один. Второй перегорел? Или его заслонила сдвинутая ветром ветка. – О том, что вы с Джорджем вчера обсуждали, – что все боятся женской сексуальности и превращают ее в грозное нечто, которое несет только смерть и разрушение. Я даже не представляю, как бы поступил мистер Ричардс, если б узнал, что его солнечная девочка шляется по улицам, точно сука в течке, вожделея громадного черного садиста, который зверски ее изнасилует. Если вдуматься, одного ребенка мистер Ричардс уже отлучил от дома, грозя убийством…
