– Я хочу, чтобы ты кое-что вспомнила.
Холли поворачивается к нему. Лицо Пита серьезно.
– Ты и Билл остановили нечто гораздо худшее в сравнении со случившимся, – говорит он. – Этот безумец Брейди Хартсфилд убил бы сотни, устрой он взрыв на том рок-концерте. Может, тысячи.
– И Джером, – тихим голосом отвечает она. – Джером тоже там был.
– Да, ты, Билл и Джером. Три мушкетера. То преступление ты могла остановить. И остановила. Но остановить это… – Пит бросает взгляд на телевизор. – Это была чужая задача.
3
В семь вечера Холли все еще в офисе, просматривает счета, которые на самом деле можно не просматривать. Ей удалось устоять перед искушением, в половине седьмого она офисный телевизор не включала, но и домой идти еще не хочется. Утром она предвкушала вегетарианский обед от «Мистера Чу», который собиралась съесть за просмотром «Сладкого яда», не удостоенного должного внимания критиков и публики триллера 1968 года с Энтони Перкинсом и Тьюзди Уэлд, но этим вечером яд ей не нужен, ни сладкий, ни какой-либо еще. Она уже отравлена новостями из Пенсильвании и может не устоять перед искушением включить Си-эн-эн. А после этого ей суждено ворочаться без сна в постели до двух или трех ночи.
Как и большинство людей двадцать первого столетия, насквозь пропитанного средствами массовой информации, Холли привыкла к насилию, которое мужчины (да, в большинстве своем это по-прежнему мужчины) творят по отношению друг к другу во имя политики или религии – этих призраков, – но произошедшее в средней школе небольшого города слишком похоже на то, что почти случилось в Центре культуры и искусств Среднего Запада, где Брейди попытался взорвать несколько тысяч подростков, и то, что случилось у Городского центра, где он направил «мерседес» в толпу соискателей рабочих мест, убив… она не помнит сколько. Не хочет вспоминать.
Холли убирает папки – должна же она все-таки пойти домой, – когда вновь слышит шум поднимающегося лифта. Она ждет, надеясь, что лифт проскочит пятый этаж, но он останавливается. Вероятно, это Джером, однако Холли все-таки выдвигает второй ящик стола и кладет руку на жестянку, которая там лежит. С двумя кнопками. При нажатии одной начинает реветь сирена. Второй можно пустить струю перечного газа.
Джером. Холли убирает руку с «Заслона от незваного гостя» и задвигает ящик. Восхищается (не в первый раз после возвращения Джерома из Гарварда) тем, каким он стал высоким и красивым. Ей не нравится шерсть вокруг его рта, которую он называет «козлобородкой», но ему она этого никогда не скажет. Сегодня всегда энергичная походка Джерома замедлилась, плечи поникли. Он привычно здоровается: «Привет, Холлиберри», – и плюхается на стул, который в рабочие часы предназначен для клиентов.
В обычный день она бы напомнила ему, как не любит это детское прозвище – это у них что-то вроде обмена позывными, – но не сегодня. Они друзья, а поскольку Холли из тех, у кого друзей немного, она всегда старается их сберечь.
– Ты выглядишь усталым.
– Долгая дорога. Слышала новости про школу? По всем каналам.
– Я смотрела «Шоу Джона Лоу», когда передали экстренный выпуск. С того момента я держусь от новостей подальше. Все очень плохо?
– Говорят, двадцать семь погибших, но это пока, из них двадцать три – дети от двенадцати до четырнадцати. Но количество жертв увеличится. Нескольких учеников и двух учителей не могут найти, а с десяток – в критическом состоянии. Хуже, чем Паркленд. Ты вспомнила Брейди Хартсфилда?
– Естественно.
– Да, я тоже. Тех, кого он убил в Городском центре, и тех, кого убил бы, опоздай мы на несколько минут, на том концерте группы «Здесь и сейчас». Я стараюсь не думать об этом, говорю себе, мы выиграли тот раунд, потому что когда мысленно возвращаюсь к тому дню, по коже бегут мурашки.
Насчет мурашек Холли знает все. С ней такое случается часто.
Джером медленно проводит рукой по щеке, и в тишине офиса Холли слышит, как под его пальцами шуршит отросшая за день щетина.
– На втором курсе в Гарварде я записался на философию. Я тебе об этом говорил?
Холли качает головой.
– Тот курс назывался… – Джером изображает пальцами кавычки. – «Проблемы зла». Мы много говорили о концепциях внутреннего зла и внешнего зла. Мы… Холли, ты в порядке?
– Да, – отвечает она, и так оно и есть… Но при упоминании внешнего зла ее мысли мгновенно возвращаются к монстру, за которым они с Ральфом проследили до его последнего логова. У монстра было много имен, и он носил много масок, но она всегда думала о нем как о чужаке, и чужак этот был чистым злом. Она никогда не рассказывала Джерому, что произошло в пещере, известной как Мэрисвиллский провал, но не сомневается: он знает, что там случилось нечто ужасное и в газеты попала лишь малая часть.
Он недоверчиво смотрит на нее.
– Продолжай, – говорит она ему. – Мне это очень интересно. – Чистая правда.
– Так вот, был достигнут консенсус в том, что внешнее зло существует, если ты веришь в существование внешнего добра…
– Бога, – вставляет Холли.
– Да. Тогда ты можешь верить в существование демонов, и экзорцизм – вполне обоснованная на них реакция, и действительно есть злобные души…
– Призраки, – вставляет Холли.
– Они самые. Не говоря уже о проклятьях, которые работают, и ведьмах, и диббуках, и всем прочем. Но в колледже все это, конечно, высмеивалось. Впрочем, Бог Отец тоже высмеивался.
– Или Бог Мать, – строго говорит Холли.
– Да, конечно, но если Бога не существует, думаю, род его значения не имеет. Значит, остается внутреннее зло. Все эти уроды. Мужчины, забивающие детей до смерти. Маньяки вроде Брейди гребаного Хартсфилда, этнические чистки, геноцид, девять-одиннадцать, террористические атаки вроде сегодняшней.
– Так они говорят? – спрашивает Холли. – Террористическая атака? ИГИЛ?
– Это предполагается, но никто еще не взял на себя ответственность.
Теперь Джером поднимает другую руку к другой щеке, вновь слышится шуршание, и не стоят ли в его глазах слезы? Холли думает, что да, а если плачет он, заплачет и она, ничего не сможет с собой поделать. Печаль заразна, вот незадача.
– Но видишь ли, все эти рассуждения о внешнем или внутреннем зле, Холли… Я не думаю, что есть какая-то разница. А ты?
Она думает о том, что знает, о том, через что прошла с этим молодым человеком, Биллом и Ральфом Андерсоном.
– Да. Я с тобой согласна.
– Я думаю, это птица, – продолжает Джером. – Большая птица, мерзкая и заиндевело-серая. Летает там, здесь, везде. Залетела в голову Брейди Хартсфилда. Залетела в голову того парня, что расстрелял людей в Лас-Вегасе. Эрик Харрис и Дилан Клиболд – птица залетала и к ним. Гитлер. Пол Пот. Она залетает к ним в головы, а после «мокрухи» улетает. Мне очень хочется поймать эту птицу. – Он сцепляет пальцы, смотрит на нее – и да, в его глазах слезы. – Поймать и свернуть ее гребаную шею.
