– Ох, Холли. Как мне жаль, дорогая. С тобой все будет в порядке?
– Да, – отвечает Холли. Как и всегда, когда ей задают этот загруженный смыслами вопрос. Она уверена, что голос ее звучит как обычно, но, закончив разговор, закрывает лицо руками и плачет. Причина в «дорогой». В том, что кто-то обратился так к ней, кого в старших классах прозвали Джибба-Джибба.
В том, что у нее есть хотя бы это.
2
В субботу вечером Холли составляет маршрут на компьютере, используя приложение «Уэйз», намечает остановку, чтобы облегчиться и заправить «приус». Чтобы прибыть к полудню, выехать надо в половине восьмого, что оставляет ей время на завтрак: чашку чая (без кофеина), тост и вареное яйцо. Столь удачно завершив подготовку к отъезду, она лежит без сна два часа, чего не было в ночь после взрыва в школе Макриди, а когда засыпает, ей снится Чет Ондовски. Он рассказывает о бойне, которую увидел, когда присоединился к тем, кто первым оказался на месте трагедии, и говорит такое, чего никогда бы не сказал в прямом эфире. Кровь на кирпичах, говорит он. Ботинок с оторванной стопой, говорит он. Маленькая девочка, которая звала маму, говорит он, кричала от боли, хотя он был крайне осторожен, когда поднимал ее на руки. Он произносит все это спокойно, но при этом рвет на себе одежду. Не только карман и рукав пиджака. Отрывает один лацкан, потом второй. Сдергивает галстук и разрывает надвое. Срывает с себя рубашку, пуговицы летят в разные стороны.
То ли сон закончился до того, как он принялся за брюки, то ли ее сознание отказывается вспомнить это следующим утром, когда срабатывает будильник. В любом случае просыпается она, не чувствуя себя отдохнувшей, без всякого удовольствия съедает яйцо и тост только для того, чтобы подкрепиться перед трудным днем. Обычно поездки на автомобиле ей нравятся, но эта тяжелым грузом лежит на плечах.
Ее маленькая синяя сумка (со сменой одежды и туалетными принадлежностями) – она называет ее «сумкой для мелочей» – стоит у двери, на случай, если Холли придется остаться на ночь. Набросив лямку на плечо, она спускается на лифте из своей уютной, маленькой квартиры, открывает дверь – и на ступенях сидит Джером. Он пьет колу, рядом с ним стоит рюкзак с наклейкой «ДЖЕРРИ ГАРСИЯ ЖИВ».
– Джером? Что ты здесь делаешь? – спрашивает Холли. И добавляет, потому что ничего не может с собой поделать: – Пить колу в половине восьмого утра? Фу-у-у!
– Я еду с тобой. – Взгляд, которым он ее одаривает, предупреждает: спорить бесполезно. Ее это устраивает, потому что она не хочет спорить.
– Спасибо, Джером. – Это трудно, но ей удается сдержать слезы. – Это так мило с твоей стороны.
3
Джером проводит за рулем первую половину путешествия, а после остановки на трассе, залив полный бак и посетив туалет, они меняются местами. По мере приближения к Ковингтону, пригороду Кливленда, Холли чувствует, как начинает усиливаться чувство ужаса от того, что ее ждет (нас, поправляет она себя). Чтобы удержать ужас под контролем, она спрашивает Джерома, как продвигается его проект. Его книга.
– Конечно, если ты не хочешь об этом говорить… Я знаю, некоторые авторы не любят…
Но Джером хочет. Началось все с обязательного задания по курсу «Социология в черном и белом». Джером решил написать о своем прапрадеде, который родился у освобожденных рабов в 1878 году. Элтон Робинсон провел детство, отрочество и начало взрослой жизни в Мемфисе, где в последние годы девятнадцатого столетия сформировался процветающий черный средний класс. Когда желтая лихорадка и белые банды линчевателей крепко ударили по этому гармоничному и сбалансированному сообществу, немалая часть черных просто уехала, оставив белых, на которых они работали, самостоятельно готовить еду, вывозить мусор и подтирать обосранные детские задницы.
Элтон перебрался в Чикаго, работал на мясоперерабатывающем заводе, копил деньги и открыл закусочную с продажей спиртного за два года до введения «сухого закона». Вместо того чтобы оставить торговлю, когда «эти сволочи начали разбивать бочонки» (цитата из письма, написанного Элтоном своей сестре; Джером обнаружил в архиве клад из писем и документов), он перебрался в другое место и открыл подпольный бар в Саутсайде, который назвал «Черный Филин».
Чем больше Джером узнавал об Элтоне Робинсоне – его отношениях с Альфонсе Капоне, трех неудачных покушениях на него (выжить после четвертого, увы, не удалось), его возможной причастности к вымогательствам и подкупу политиков, – тем толще становилась его курсовая и тем меньше времени и внимания уделялось другим предметам. Он сдал толстенную работу, получив высшую оценку и хвалебный отзыв преподавателя.
– Что выглядело какой-то шуткой, – говорит он Холли, когда им остается проехать меньше пятидесяти миль. – Курсовая была вершиной айсберга. Или первой строфой одной из этих бесконечных английских баллад. Но к тому времени минула половина весеннего семестра, и пришлось наверстывать отставание по другим предметам. Чтобы родители мною гордились, ты понимаешь.
– Ты повел себя очень по-взрослому, – говорит женщина, уверенная, что ей не удалось добиться того, чтобы мать и покойный отец гордились ею. – Но наверняка тебе это далось нелегко.
– Не то слово, – кивает Джером. – Меня жгло, как огнем. Хотелось бросить все и заниматься только моим прапрадедушкой Элтоном. У него была легендарная жизнь. Бриллиантовые и жемчужные булавки для галстука, норковая шуба. Но я поступил правильно, дав этой истории отстояться. Вновь вернувшись к ней, в конце июня, я увидел, что основная тема есть, или могла появиться, если все сделать правильно. Ты читала «Крестного отца»?
– Читала книгу, смотрела фильм, – без запинки отвечает Холли. – Все три фильма. – И считает необходимым добавить: – Последний – не очень хороший.
– Ты помнишь эпиграф к роману?
Она качает головой.
– Цитата из Бальзака. «За каждым большим состоянием кроется преступление». Эту тему я увидел, пусть даже состояние утекло между пальцев Элтона задолго до того, как его убили в Сисеро.
– Действительно как «Крестный отец», – восхищается Холли, но Джером качает головой:
– Нет, потому что черным никогда не стать такими американцами, какими становятся итальянцы и ирландцы. Черная кожа неподвластна плавильному котлу. Я хочу сказать… – Он на время умолкает. – Я хочу сказать, дискриминация – отец преступности. Я хочу сказать, трагедия Элтона Робинсона – в его надеждах через преступность достигнуть какой-то степени равенства, но это оказалось химерой. В конце концов его убили не потому, что он не нашел общего языка с Паулем Риккой, преемником Капоне, а потому, что он был черным. Потому что он был ниггером.
Джером, который обожал раздражать Билла Ходжеса (и шокировать Холли), иногда переходя на негритянский диалект водевилей, в которых роли черных исполняли белые, со всеми этими «дасса, босс» и «я канешна делать, са», выплевывает последнее слово.
– У тебя есть название? – ровным голосом спрашивает Холли. Они приближаются к съезду в Ковингтон.
