Парадигма адаптивного выбора полового партнера утверждает, что каждый из этих признаков эволюционировал отдельно как индикатор хороших генов или прямой выгоды. Иными словами, каждый элемент брачной демонстрации таков, каков он есть, потому что он лучше передает правдивую информацию, чем другие возможные варианты. Большинство исследователей, изучающих половой отбор, видят цель своей работы в том, чтобы показать, каким образом это достигается, а не в проверке того, истинно ли это утверждение вообще. И в отсутствие нулевой модели, позволяющей отбросить адаптационистский подход, они попросту не могут действовать иначе. В каждом конкретном исследовании ученые оценивают многочисленные аспекты брачных украшений самцов и стараются найти корреляции между ними и состоянием здоровья самца или генетической информацией, которую потенциально несут эти признаки. Однако в лучшем случае лишь один или несколько эстетических признаков из всего обширного брачного репертуара удается хоть как-то соотнести с репродуктивными качествами самца. После чего биологи используют очень ограниченные подвыборки из своих данных, чтобы на их основе сделать общие заключения о роли информационных сигналов в процессе полового отбора в целом. Подавляющее большинство данных неизбежно оказываются неспособными подтвердить адаптивную теорию выбора полового партнера. И в результате подавляющее большинство элементов брачных украшений не находят своего объяснения даже при общем торжестве адаптивной концепции полового отбора.
Нам никогда не удастся представить удовлетворительное объяснение эволюции, если мы будем опираться только на те данные, которые подкрепляют надежды исследователей. Поскольку те исследования, которые не могут подтвердить адаптивную ценность какого-либо орнаментального признака, рассматриваются как неудачные – а под неудачей подразумевается недостаточно тщательный поиск данных, доказывающих истинность адаптивной теории выбора партнера, – такие исследования не публикуются в научной литературе. Получается, что нынешняя парадигма не позволяет нам даже увидеть данные, которые в действительности являются правдивым описанием того, что происходит в реальности и как именно оно происходит. Одним словом, эти данные полностью соответствуют модели «красоты просто так». Таким образом, адаптационистское мировоззрение лишает нас возможности взглянуть на истинное положение вещей. И эта слепота, безусловно, мешает нам в полной мере «увидеть» аргуса.
К сожалению, изучение механизмов выбора полового партнера у аргуса в дикой природе – чрезвычайно трудная задача. Достаточно вспомнить Джеффри Дэвисона, который наблюдал за самцами семьсот часов на протяжении трех лет и лишь единожды стал свидетелем посещения одного из них самкой. Копуляции он при этом не наблюдал. Возможно, если кому-нибудь удалось бы отыскать несколько десятков гнезд аргуса, можно было бы провести ДНК-анализ птенцов и определить их отцов. При этом пришлось бы еще разместить множество скрытых камер возле целого ряда ритуальных площадок самцов, чтобы записать все визиты самок и зафиксировать различия в брачных демонстрациях репродуктивно успешных и неуспешных самцов. А еще понадобилось бы отловить всех этих самцов и собрать данные об их физическом состоянии, здоровье и генетической изменчивости. Такое исследование потребовало бы колоссальных усилий и материальных затрат.
Отложив в сторону трудности в получении данных из природы, давайте разберемся, в каких случаях самки фазанов могут получить адаптивные преимущества при выборе самца. Наиболее фундаментальное преимущество – это хороший набор генов, который передастся потомству самки – птенцам обоих полов и который обеспечит их собственное выживание и репродуктивное преимущество.
Хотя теория «хороших генов» имела успех в интеллектуальной истории эволюционной биологии и остается популярной до сих пор, эмпирического подтверждения она так и не получила. Многочисленные исследования не смогли показать какой-либо связи между генетическим качеством самцов и предпочтениями самок при выборе партнера. Например, недавний метаанализ
[69] – то есть масштабный статистический анализ многих наборов данных из большого количества независимых исследований разных видов животных – выявил факты в поддержку арбитрарного фишеровского полового отбора и не смог доказательно поддержать идею, что предпочитаемые самками самцы обладают лучшими генами. Причем эти результаты получены на основе научной литературы, в которой существует явное тяготение к публикации «позитивных» результатов – то есть тех, что поддерживают концепцию «хороших генов». Как уже обсуждалось выше, «негативные» результаты чаще всего воспринимаются как исследовательская неудача и выбрасываются на свалку. Таким образом, вполне вероятно, что неспособность метаанализа выявить доказательства концепции «хороших генов» – это лишь вершина айсберга. Огромный объем данных остался недоступным, скрытым от глаз, и весь этот колоссальный массив неопубликованных научных результатов, так и оставшихся «под сукном», скорее всего, является абсолютно негативным. В итоге становится все очевиднее, что идея «хороших генов» так и осталась не более чем интересной идеей, не нашедшей никакого реального подтверждения.
Другим адаптивным преимуществом, которое самцы аргуса в состоянии дать самкам, выбирающим их в качестве полового партнера, может быть какая-либо непосредственная выгода, увеличивающая шансы самки на выживание или ее плодовитость. У моногамных птиц, которые образуют социальные пары и вместе выращивают потомство, такая прямая выгода может включать защиту общей территории, богатой высококачественными ресурсами, заботу о потомстве, защиту от хищников и прочий вклад в успешную семейную жизнь. Но самец аргуса никак не участвует в заботе о потомстве и другой совместной репродуктивной деятельности; весь его вклад в размножение ограничивается исключительно спермой. Поскольку самки после спаривания сразу удаляются, чтобы насиживать кладку и выращивать птенцов собственными силами, их взаимодействие с самцом ограничивается непродолжительными посещениями ритуальных площадок, чтобы выбрать полового партнера, и кратким моментом копуляции, наступающим, когда выбор наконец сделан. Следовательно, у самок аргуса есть лишь две возможности получить какую-либо прямую выгоду от самца. Прежде всего наибольшим предпочтением могли бы пользоваться самцы с такими брачными сигналами, которые сделают процесс выбора более быстрым и эффективным, сокращая для самки затраты времени на этот выбор и снижая риск ее гибели от хищников во время посещений ритуальных площадок. Однако же у аргуса качество брачных демонстраций самца никак нельзя оценить дистанционно: самка все равно вынуждена проходить большие расстояния (возможно, многие мили), чтобы посещать разных самцов, и должна наблюдать ухаживание каждого из них в непосредственной близости, чтобы оценить его качество. Другая возможность заключается в том, что ритуал ухаживания самца может нести правдивую информацию об отсутствии у него инфекций, передающихся половым путем. Однако и такое предположение выглядит сомнительным. Выбор партнера, ориентированный на избегание половых инфекций, привел бы к сильному давлению естественного отбора против полигинной системы спаривания, которая как раз способствует распространению ЗППП, а не к коэволюционному становлению эстетических брачных признаков и предпочтений.
