По сравнению с элегантными полетами и танцами на ветке, которые можно наблюдать у желтоголовых настоящих манакинов, токовые демонстрации белогорлых короткокрылых манакинов выглядят шумными и суетливыми. Самцы толпятся на одном тесном пятачке, стремительно прыгая и перелетая из стороны в сторону, чем-то напоминая комических гимнастов, но, к слову сказать, выполняют свои трюки с ловкостью и мастерством.
Сопоставление этих радикально отличающихся друг от друга репертуаров брачных демонстраций всего лишь двух видов манакинов подводит нас к центральной дилемме эстетической эволюции. Как они могли получиться такими разными? Чтобы понять истинную значимость этой загадки, достаточно осознать, что каждый из пятидесяти четырех видов манакинов приобрел в ходе эволюции собственный, отличный от других набор украшений, поведенческих демонстраций и акустических сигналов; иначе говоря, в эволюции этой группы возникло пятьдесят четыре самостоятельных «идеала» красоты. Поскольку почти все представители семейства манакинов имеют токовую систему спаривания, можно не сомневаться, что все манакины произошли
[103] от общего токующего предка, который, как нам известно по «молекулярным часам» (то есть откалиброванной по времени молекулярной филогении), существовал около 15 миллионов лет назад. Так почему же самки каждого вида манакинов приобрели столь разные половые предпочтения – их собственные дарвиновские «стандарты красоты»? И как могла происходить эта эстетическая радиация? Чтобы получить ответ на эти вопросы, мы должны изучить историю красоты в приложении к Древу жизни.
Самец белогорлого короткокрылого манакина с распушенными горловыми перьями, сидящий на деревце на своей токовой площадке
Причина, по которой манакины являются таким удачным примером эволюции красоты, имеет отношение к их семейному укладу. Из тех десяти с лишним тысяч видов птиц, которые существуют в мире, более чем у 95 процентов видов птенцов выращивают оба заботливых, трудолюбивых родителя. Но только не у манакинов. Британский орнитолог и пионер в области изучения манакинов Дэвид Сноу первым предложил эволюционное объяснение нетрадиционной системы размножения этих птиц в своей чудесной книге «Сеть адаптации», вышедшей в 1976 году. В этой книге собраны его воспоминания о приключениях, которые он и его жена пережили, изучая манакинов и котинг в Тринидаде, Гайане и Коста-Рике. (Я с огромным восторгом прочел эту книгу, когда еще учился в старших классах школы, и мои яркие впечатления о ней стали одной из причин, почему я с таким жаром ухватился за предложение Курта Фриструпа поехать изучать манакинов в Суринаме.) Сноу высказал гипотезу о том, что преимущественно фруктоядный рацион, характерный как раз для манакинов, может привести к перестройке семейного уклада животных и вслед за тем к целому каскаду эффектов, влияющих на их социальную эволюцию.
Представьте себе, что вы поддерживаете свое существование, питаясь насекомыми. Наверняка вы уже успели подумать, что это не самая легкая жизнь, и тут вы совершенно правы. Насекомых трудно найти, а потом с ними еще нужно как-то справиться; они колючие, жесткие, часто невкусные, а иногда еще и ядовитые. Добывать себе пропитание, будучи насекомоядным, – это тяжкий труд, причем в основном потому, что насекомые попросту не хотят быть съеденными. Вот почему выкармливание потомства насекомыми почти всегда требует усилий обоих родителей.
Напротив, если вы питаетесь сочными плодами, то у вас не жизнь, а сказка – сплошные молоко и мед
[104], – и именно потому, что плоды как раз стремятся к тому, чтобы их съели. Плоды – это, по сути, высококалорийная, питательная «взятка», которой растения подкупают животных, чтобы те их глотали, переносили и выделяли их семена как можно дальше от родительского растения. Такой способ растения нашли, чтобы соблазнить подвижные организмы заботиться о распространении их потомства. Как результат – плоды хорошо заметны, их легко добывать и обрабатывать, и к тому же они доступны в изобилии. Фруктоядные животные, такие как манакины, делают растениям одолжение, когда, перемещаясь по лесу, отрыгивают или выбрасывают семена съеденных плодов с пометом.
Но если жизнь фруктоядных животных столь легка и беспечна, почему бы просто двум родителям не выращивать больше потомков? Проблема, как предположил Сноу, заключается в разорении гнезд хищниками. Большой выводок подразумевает большую активность около гнезда, которая привлекает внимание хищников и повышает риск утраты всего потомства сразу. По утверждению Сноу, ограничение размера кладки – то есть числа яиц, отложенных за один цикл размножения, – до двух яиц позволяет самке безопасно и успешно вырастить потомство даже в одиночку. При питании преимущественно таким обильным кормом, как плоды, самка манакина может самостоятельно построить гнездо, отложить яйца, насиживать их и выкормить птенцов, снизив риск потерь от хищничества.
Сноу высказал гипотезу о том, что токовая система размножения у манакинов возникла тогда, когда эволюционный переход на фруктоедение позволил самцам «освободиться от родительской заботы». Самки использовали свою способность к выбору полового партнера
[105] для селекции доступных самцов, и результатом этого процесса явилась поразительная эстетическая сложность и разнообразие их брачных демонстраций. Конечно, представленный Сноу сценарий того, как это могло произойти, неполон, поскольку тогда он не имел ясного представления о половом отборе. Теперь же нам известно, что ничем не сдерживаемая свобода выбора полового партнера ведет к очень избирательным половым предпочтениям, иначе говоря – к особой разборчивости.
