Как и остальные районы города, хутуны находились под угрозой деконструкции, так как правительство в определенный момент стало позиционировать Пекин как суперсовременный центр финансов и технологий, не задумываясь о том, что именно придется разрушить, чтобы отстроить этот самый центр. В попытке вернуть хутунам их первозданный вид все ресторанчики, бары и магазинчики в них буквально за одну ночь были заложены кирпичом или снесены, и утром их владельцы с ужасом обнаружили, что потеряли свой единственный доход. В основном жертвами этого действия стали китайские мигранты, которым с трудом удавалось свести концы с концами, продавая еду или товары в своих палатках. Они стали целью номер два: власти хотели вместе с прочим решить проблему перенаселения Пекина, поэтому планомерно избавлялись от мигрантов, чей малый бизнес не приносил большого дохода в казну. В основном эти изменения были приняты постоянным населением города положительно, но когда как грибы после дождя стали вырастать все новые торговые и бизнес-центры, стало понятно, что город потерял свой былой шарм.
– Ты уверен, что речь не о Нанкине? – спросил Джейми.
– Нет, о Наньнине, точно о Наньнине.
– Хм, никогда о таком не слышал.
Наньнин находился в самой нижней части страны, примерно на таком же расстоянии от Пекина, как Гонконг, но со времен путешествия по Трансмонгольской магистрали подобные расстояния уже не казались большими. Что такое двадцать три часа, проведенные в пути? Это даже не сутки. После недели в Пекине мы попросили Джейми купить нам билеты в Наньнин в местном туристическом агентстве, что было удобнее и проще, чем отстоять огромную очередь на вокзале. Джейми так и не мог поверить, что мы направляемся именно туда, и едва не купил билеты в Нанкин. Сам он уехал в Шанхай заниматься темой ЛГБТ-браков, против которых выступали консервативные члены семей; его раздражал тот факт, что редактор настаивал на получении фотографий, что шло вразрез с концепцией его статьи. После посещения Наньнина мы собирались пересечь границу с Вьетнамом и попасть в Ханой. Эти две поездки доставили мне немало удовольствия, мне сразу удалось с головой погрузиться в по-семейному уютный мир азиатских путешествий. Во время нашего тридцатого переезда на поезде, из Пекина в Наньнин, мы сидели в вагоне-ресторане и наблюдали за тем, как пожилой мужчина поедает блюдо из говядины, запивая еду виски из бутылки так, словно это вода. Напротив сидел его седовласый спутник с глубоко посаженными глазами и припухшими веками, у него на тарелке была свинина с фасолью, а закусывал он вяленым батоном колбасы размером с его руку. Пол рядом с ними напоминал клетку для хомяка: он был усыпан шелухой от семечек подсолнуха, которая скрипела, когда по вагону провозили тележку с колбасками на шпажках. Столы были усыпаны рыбьими головами и обглоданными костями – явный признак того, что ужин поедается с большим аппетитом. В то же время Джем провел по тарелке пальцем и облизал его, щеки его были измазаны в масле и соусе чили.
Во время этих совместных трапез люди делили между собой радость и удовлетворение от насыщения, что имело большой контраст с довольно мрачными приемами пищи в европейских поездах, где пассажиры предпочитали обедать в гордом одиночестве, разделяя свое чувство апатии и тоски с бутылкой Пино-Нуар. На обратном пути к купе мы встретили толпу народа у бойлера, они наполняли стаканчики с лапшой быстрого приготовления и жасминовым чаем. Пассажиры сидели в проходах и смотрели сериалы на полной громкости на своих золотых айфонах, параллельно очищая арахис и сбрасывая скорлупу прямо на пол. В плацкартных вагонах стандартным зрелищем были серые от грязи пятки, футболки на вешалках и туго спеленатые в стеганые одеяла младенцы. Некоторые пассажиры курили прямо в проходах, кое-кто из мужчин брился перед сном. Пока я бродила туда-сюда, Джем успел подружиться с выпускником факультета геологии Cюэ, чье имя с китайского переводилось как «прилежный ученик». Сюэ направлялся домой в Наньнин впервые за полгода и вместе с нами делил плацкартное купе еще с двумя старушками и симпатичной девушкой, которая провела большую часть поездки за просмотром драматического сериала на айпаде. В итоге пока бабульки громко болтали по телефону, занимались своими делами и поедали сдобные булочки, Сюэ смотрел с нами «Игру престолов». Наушниками мы не воспользовались, но, казалось, создаваемая всеми пассажирами купе какофония звуков никому не мешала. На следующее утро Сюэ составил нам компанию за завтраком, он заказал лапшу мэй фан с черной капустой и арахисом и рассказывал нам о планах на будущее, пока в окно с силой бил дождь.
– Я не был дома уже очень давно. Я очень рад, что наконец увижу маму.
– У тебя есть братья или сестры? – спросила я, забыв, что Сюэ родился во времена, когда закон «1 ребенок на семью» уже был в ходу.
– Нет.
– Каково это – быть единственным ребенком?
– На самом деле об этом не очень-то задумываешься. У всех моих одноклассников ситуация такая же. Все они – единственные дети, поэтому никто не чувствует себя особенным. Мне никогда не казалось, что я что-то потерял.
Я сразу поняла, насколько глупо прозвучал мой вопрос. Конечно, Сюэ не мог почувствовать разницы. Отсутствие братьев и сестер для него было столь же нормальным, как для меня наличие брата. Я и сама никогда не задумывалась, какой была бы моя жизнь без брата или если бы у нас в семье было больше детей.
– На данный момент существует огромная проблема с рабочими местами, – сказал Сюэ. – Все уезжают из сельской местности, чтобы найти работу в городе. На фермах люди зарабатывают 10 000 иен в год, в городе они могут заработать до 60 000 иен, поэтому они вынуждены покидать свои фермы, и это становится большой проблемой для правительства. Власти строят новые школы и больницы в сельской местности, чтобы у людей было больше поводов там остаться, но я не думаю, что это станет спасением. Слишком много людей ищет работу. В какой-то степени власти правы: меньше людей – больше шансов ее найти.
Когда мы прибыли в Наньнин, Сюэ отправился с нами в город, чтобы помочь забрать билеты на поезд в Ханой из местного бюро путешествий, которое мы бы ни за что не нашли без его помощи. Затем он помог нам вернуться на вокзал, нашел нужную платформу и пожелал нам удачи, сказав, что его мать, должно быть, уже волнуется о том, куда он пропал. Подобная доброта от малознакомых людей всегда подтверждала мою непоколебимую веру в человечество. Сюэ ничего не получил за нее взамен, кроме разве что нагоняя от матери, но он подарил нам час своего времени, хотя не был дома целых полгода. Может быть, он хотел, чтобы у нас осталось положительное впечатление от китайского гостеприимства, или, возможно, он просто рад был провести побольше времени в нашей компании и искренне хотел помочь, но этого я уже никогда не узнаю.
Точно так же, как некоторые путешественники собирают открытки, монеты, марки или бутылки пива из разных стран, я одержима заведениями быстрого питания, в частности KFC и McDonald’s, в которых всегда можно встретить аутентичные версии классических блюд, такие как бургер Чикен Махараджа Мак в Индии или Ле Крок МакДо во Франции. В поисках фаст-фуда, которого нет в других странах, мы набрели на сетевой ресторан «Дико», специализирующийся на жареной курице. Помахивая англоязычным ламинированным меню у меня перед носом, официант терпеливо ждал, пока я не выбрала и не заказала два комбо с двойными гамбургерами. Несмотря на то что Запад значительно повлиял на китайские вкусы и моду, китайцы оставались китайцами: оглядываясь по сторонам в ресторане, я увидела подростков в спортивной одежде, поедающих фаст-фуд, уткнувшись в телефоны, однако вместо колы они запивали его соевым молоком, а вместо картошки фри здесь были хрустящие креветочные палочки.
