– Так что с ними в итоге случилось?
– У меня есть подруга, которая работает в общественной организации – я с ними сотрудничаю, – и она и ее семья только сейчас получили постоянное жилье, – сказала Тиффани. – Десять лет спустя.
Мишель поставила локти на стол и указала на меня.
– И знаешь, как называют этих людей? Беженцы. Да, именно так, они по-прежнему американцы, но их называют беженцами. В своей собственной стране. Их просто перевозят в другие города и на прощание бросают «пока», и люди оказываются в незнакомых городах, где им просто некуда идти.
Фотографии жителей, цепляющихся за крыши своих домов и размахивающих руками в поисках помощи, запали мне в душу на несколько недель после того, как ураган «Катрина» затопил более 80 процентов города. Это точно не были фотографии, достойные так называемой развитой страны, скорее они демонстрировали грубую халатность и неуважение правительства, и было прискорбно слышать, что опыт Тиффани и Мишель подтверждает это.
Ожидая (и надеясь), что нам удастся найти такой завтрак, после которого физически невозможно будет встать из-за стола, я была удивлена (и разочарована), найдя в меню не самые убийственные с этой точки зрения блюда, такие как омлет из трех яиц и овсянка, блинчики и сырные кесадильи – калорийность была указана рядом с каждым пунктом. Мы заказали кесадильи и по порции куриных колбасок с соусом, которые принесли, когда Тиффани и Мишель поднялись, чтобы вернуться на свои места.
– Вам не придется пристально смотреть, чтобы найти разрушительные последствия урагана. Но все равно, желаем вам обоим весело провести время, – сказала Мишель. – И не советую пить этот кофе, – добавила она, заметив кофейник на столе.
Несмотря на тотальную одержимость кофе в телешоу и фильмах и наличие тысяч Starbucks и мелких кофеен по всей стране, американцы понятия не имеют, как правильно готовить кофе. Пригубив напиток из чашки, я почувствовала кислинку; единственными двумя качествами, которые роднили его с настоящим кофе, были цвет и температура. На вкус он был как кипяток, смешанный с содержимым пепельницы. Отставляя чашку в сторону, я заметила кучу долларовых купюр на столе, которые Тиффани и Мишель оставили в качестве чаевых, и была крайне удивлена, что, оказывается, в поезде тоже принято их оставлять. Учитывая, что мы окажемся здесь снова и за обедом, то когда полагается их оставить – в конце поездки? Или после каждого посещения? Еда в «Амтрак» была недешевой, и мне казалось несколько странным давать чаевые проводнице, которая, в общем-то, не сделала ничего экстраординарного – просто принесла еду, а после этого наблюдала за нами со стороны. Она не сильно напрягалась за работой и провела значительную часть времени, флиртуя со своим коллегой. Но из страха показаться скрягами мы все же оставили несколько долларов и побрели в свое купе, а в это время поезд пересек границу Алабамы.
В лаунж-вагоне не было панорамных окон, как в специальных смотровых вагонах поездов Superliner, поэтому мы не смогли оценить, насколько уродлив вокзал Бирмингема. Я выросла в другом Бирмингеме, на другом конце света, и он тоже не славился своей эстетической привлекательностью, но я почувствовала, что обязана выйти на платформу во время остановки вместе с курильщиками, чтобы сделать фото перед вывеской вокзала. На получившемся кадре мы выглядели так, как будто отдыхаем где-то на стройплощадке: разбитые окна, стальные прутья и свисающие провода стали фоном для наших очередных, еще более странных на вид снимков для отпуска. Пока мы стояли в очереди, чтобы вернуться в поезд, я заметила, что какой-то маленький человек в очках отчаянно жестикулирует, привлекая мое внимание.
– Дамы всегда проходят первыми, – сказал он, отходя в сторону, чтобы пропустить меня вперед. Затем он посмотрел на Джема. – А ты парень, – сказал он и зашел после меня, отчего курильщики в очереди рассмеялись.
К счастью, еда из сумки с продуктами Trader Joe’s все еще выглядела съедобной, поэтому Джем и я провели время в лаунж-вагоне до конца дня, поедая помятые сэндвичи и чипсы Cheetos, беседуя с пассажирами и наблюдая за видами Алабамы, медленно проплывающими мимо. После Бирмингема декорации превратились в ничем не примечательные, но приятные кварталы с газонами и белыми деревянными почтовыми ящиками с крошечными красными флажками. Из Алабамы поезд направился вниз к Миссисипи, где земля становилась все более красной, и было мало на что посмотреть, кроме сельскохозяйственных угодий и товарняков. Поезд остановился, и мы ждали и ждали, пока мимо с грохотом проносились сотни вагонов с углем. Выяснилось, что задержка в движении происходила по крайне простой причине: из 35 400 километров пути, на которых эксплуатировались составы «Амтрак», лишь 3 % принадлежали самой компании. Компания, по сути, платила арендную плату частным железным дорогам, чтобы использовать остальные 97 %, и, хотя таким образом ее поезда должны были пользоваться преимуществом в движении, на практике этого не происходило, и пассажирским поездам, как правило, приходилось стоять в стороне и ждать по несколько часов, пока проедут товарняки, – еще одна причина их непопулярности. Когда мимо наших вагонов с грохотом стал проезжать третий по счету груженный углем поезд, я начала рыться в сумке в поисках развлечения на время ожидания. Мы как раз оказались в нужной части света для знакомства с книгой Харпер Ли «Пойди, поставь сторожа». Гармонируя с осенними оттенками Миссисипи, обложка книги была невероятно красивой, если не сказать безупречной. Открывая книгу, я потянулась и, не веря своим глазам, прочитала первую строчку: «С того момента, как они покинули Атланту, она смотрела в окно вагона-ресторана с почти физическим наслаждением».
Джин Луиза Финч
[38], более известная как Скаут, в этот самый момент тоже ехала на поезде Crescent. В предыдущий раз, когда она направлялась домой, ей довелось испытать не самые лучшие ощущения, когда самолет пролетел через торнадо, и в этот раз она решила сесть на поезд из Нью-Йорка в Мэйкомб. С этого момента мы с Джин Луизой словно стали единым целым. Я была убеждена, что она разделяла мои личные страхи, и удивилась, что она выпила четыре чашки кофе, подаваемого в поезде.
Я не могла припомнить, когда в последний раз прочитала книгу за один присест.
Наша жизнь сейчас заполнена социальными сетями и состоянием постоянной псевдозанятости, которая создает впечатление, что у нас не остается времени для неспешной рефлексии. Словно гиперактивные дети, мы отвлекаемся на любую мелочь и больше не способны сконцентрироваться на чем-то надолго. Впервые за несколько месяцев чтение снова стало моей медитацией, целебной и исцеляющей. Последний раз взглянув на ее суперобложку, я оставила книгу на столе, чтобы кто-то еще смог ей насладиться, и вернулась на свое место, чтобы собрать наши вещи. В последний час наше не особенно захватывающее с визуальной точки зрения путешествие внезапно заиграло новыми красками, когда мы ехали через озеро Понтчартрейн. После пересечения границы с Луизианой поезд попал в царство водной стихии и ехал в закат, который как раз раскрывался полнотой своих красок. Мы пересекали озеро почти посередине, вокруг не было ничего, кроме воды, железная дорога растянулась в воде на тридцать километров, а затем мы снова вернулись на сушу и проехали мимо кладбища Метейри; когда на землю опустилась темнота, мы направлялись в самое сердце Big Easy.
