От мысли о пребывании в поезде в течение пяти дней, где из еды будет только черный хлеб, яйца и крекеры, а из питья – персиковый сок, меня затошнило, и я отметила про себя, что нужно будет основательно затариться перед тем, как сесть в Трансмонгольский поезд.
– Особенно надолго в моей памяти осталось то, насколько депрессивной показалась мне Москва. Насколько я понимаю, этот город и по сей день остается таким. С тех пор я уже не смог заставить себя вернуться туда еще раз. Студенты-историки написали о ней статью, и она заняла целый лист в Daily Mail. У меня где-то сохранилась эта газета.
Несколько дней спустя Джем и я лежали в кромешной темноте в грохочущем поезде из Риги в Москву, словно две дохлые рыбы. Задрав одеяло до самого подбородка, я пристально вглядывалась в полку над собой, где спал крупный, крепкий мужчина, а его ручищи свисали с края. Размером одна рука была с мое бедро. С ужасом наблюдая за тем, как от движения поезда она мерно покачивалась, я начала испытывать настоящий страх перед временем, которое нам предстояло провести в Москве, и молилась только о том, чтобы Марк оказался не прав. Все-таки он не был в этом городе больше 30 лет, и с тех пор он должен был существенно измениться.
Ни я, ни Джем не спали, предчувствуя скорое прибытие на границу – нас ожидало прохождение таможни и проверка паспортов, но мы лежали молча, ведь ни один из нас не хотел разбудить соседа по купе. По ощущениям, поезд замедлял свой ход целую вечность, пока наконец, скрипя и вибрируя, не прибыл на станцию. Тут же послышались приглушенные голоса и шаги, и в окно посветили фонариком. Затем раздался женский вскрик, и в купе ворвалась немецкая овчарка, еле сдерживаемая пограничником на поводке, и начала обнюхивать поочередно то мою полку, то Джема. Джем прижался к стене, его одеяло сползло на пол. Мне посветили фонарем в глаза и сказали что-то, что я совсем не поняла. Мы передали свои паспорта и сидели смирно, как два пса на цепи, пока к купе не подошел еще один человек. Он остановился около нас и жестами велел встать. Сбросив постельные принадлежности на пол, он поднял наши полки и стал копаться в багажных отделениях под ними, где лежали наши сумки, а после этого разрешил сесть. Возвращая наши паспорта, пограничник окинул нас долгим взглядом на прощание, притянул к себе собаку и отправился в другое купе.
– Мы единственные, кого они досматривали, – прошептал Джем.
– Мы единственные не белые в этом поезде, – шепотом ответила я.
Руки Джема были холодными как лед. Он ненавидел собак, и, хотя я их обожала, даже я чувствовала, как все похолодело внутри, а в носу оставался запах собачьей слюны. Когда поезд с пронзительным скрипом тронулся и продолжил движение в сторону России, храп на верхней полке стал мерным и глубоким, я повернулась на бок и наконец позволила себе уснуть. Мы хотели приключений, и уже было понятно, что они вот-вот начнутся.
Глава 2
Мир тесен
Граффити в транспорте – нередкое дело в Москве. Больше всего их, как правило, в пригородных электричках и поездах метро, а особенно – в новых вагонах, которые только пошли в ход. Чтобы рисовать в поездах, требуется опыт, скорость и железные нервы: существует большой риск быть арестованным, но всплески адреналина и уважение со стороны других уличных художников только подпитывают это желание. Планирование играет немаловажную роль. Уличные художники знают расписание рейдов полиции, электричек, а на досуге изучают места, где можно будет спрятаться на случай, если придется убегать от погони. Как-то раз мы увидели художников в действии, на пути из Кубинки в Москву. Когда поезд отъехал от остановки, по вагону пронеслись мужчины в масках, ловкие и быстрые, как ниндзя. Они трясли баллончиками, затем раздалось характерное шипение и запахло свежей краской. Все это произошло за считаные секунды, и прежде чем мы в полной мере осознали, что происходит, в вагоне уже были охранники, которые погнались за группой в масках. Однако дело было сделано – вагон весь был покрыт неоновыми буквами c черной окантовкой.
Сообщество российских художников граффити с каждым годом все только растет, многие из них с помощью рисунков выражают свое инакомыслие. Органы государственной власти заботятся о том, чтобы подобные рисунки исчезали как можно быстрее, что, как ни странно, делает это занятие еще более привлекательным, и многие художники воспринимают вагоны электричек как свои персональные мобильные галереи, с гордостью наблюдая за тем, как их творчество курсирует по всему городу. Обилие граффити в поездах, которое мы встречали по всей стране, неумолимо портило мне настроение. Время от времени встречались удачные и даже красивые рисунки, но в основном это был обычный вандализм, как правило, еще и с ярким женоненавистническим оттенком – вариация на тему нацарапанных на школьных партах надписей и пошлых рисунков, только делали это не школьники, а вполне взрослые люди. Пока мы ждали, как поезд снова тронется, рядом с агрессивным и ярким граффити «Блядь» я заметила приписку UTOP, которая уже встречалась нам в других поездах. Мне стало интересно, название ли это политического движения или еще одно сленговое слово для обозначения падших женщин, и, зайдя в интернет, я нашла двухминутный видеоклип о команде UTOP, в котором его участники, используя инструменты и резаки по металлу, сняли решетку и проникли в тоннель метро. За ночь они раскрасили целый вагон в оранжевый цвет, а поверх аккуратным и крупным шрифтом написали название своей группировки, добавив к нему рисунок пары глаз, с интересом выглядывающих из стилизованной прорези. Они не только задокументировали весь процесс вандализма, но и позаботились о том, чтобы один из участников UTOP оказался на платформе в момент прибытия поезда во всей его новообретенной красе. Учитывая возможные последствия и наказание, которое за подобные деяния полагается от властей, – это был впечатляющий трюк.
В то утро мы сели в электричку до Кубинки, чтобы посетить парк «Патриот», созданный в 2014 году и открывшийся для посещения годом позже. Прозванный «военным диснейлендом», он начал принимать посетителей всего пару дней назад, о нем рассказывали в новостях по всему миру, показывали видеосъемку того, как дети карабкаются на танки и снаряды. Нам показалось, что парк идеально подходит для того, чтобы провести там пару часов, поэтому на метро мы добрались до Белорусского вокзала, зеленого королевства куполов и шпилей, и запрыгнули в электричку буквально за пару секунд до ее отбытия. Мы сразу же поняли, что поездка будет интересной: изнутри вагон напоминал старый школьный автобус, сиденья оказались очень жесткими, а лица людей выглядели не слишком веселыми. Казалось, что проржавело здесь все, даже сама ржавчина. Нам бы стоило отказаться от этой поездки, но ведь самой целью путешествия было делать то, чего мы не делали в обычной жизни, поэтому, будучи фаталистом, я поудобнее устроилась на сиденье, когда электричка тронулась с места. В течение следующего часа из окна мы наблюдали невыносимые виды нищего существования: проезжали мимо бомжей, полуголодных на вид детей и самодельных домиков, покрытых пластиком. Я не была уверена, кто эти люди, русские или беженцы из Украины, приехавшие сюда в поисках укрытия от происходившего в Донецке и Луганске. Глубже усевшись в кресло, я осознала, насколько меняется картина мира по мере удаления от Москвы.
