– Шанхай совсем не похож на Пекин, – продолжал Марк. – Пекин напомнил мне Глазго, индустриальный город, в котором днем и ночью идет работа. – Он сделал глоток чая. – В любом случае в целом мой вечер был не так уж плох. Где угодно можно почувствовать себя лучше, чем в моей тюремной камере, в которой депрессия настигает практически сразу.
Я хотела спросить Марка, не хочет ли он подойти к окну, из которого открывается прекрасный вид, но подозревала, что он может захотеть разбить свой фотоаппарат о мою голову. Вместо этого после того, как чаепитие было окончено, мы все вместе решили, что с нас достаточно стекла и неона, и отправились на окраину Шанхая, к древнему водному городу Чжуцзяцзяо.
Во время путешествий я пришла к выводу, что развитие и тенденции к модернизации создают прямую угрозу для многих путешественников, которые стремятся к аутентичным достопримечательностям и в итоге остаются недовольны, не соглашаясь с тем фактом, что посещаемые ими страны адаптируются к современной реальности и прогрессируют за счет их же стремления к экзотике. Я ни в коем случае не могла критиковать ненависть Марка по отношению к Шанхаю – которая несколько поутихла после того, как мы наполнили ему ванну, вручили банку пива и оставили его валяться в кристаллах соли, пока сами сходили поплавать в бассейне в спа-центре, – я лишь говорю об осознании тенденции в целом, которое пришло благодаря подслушиванию разговоров других людей. Конечно, большинство из нас не одолевает 8000 километров в пути ради того, чтобы зайти в местный Starbucks и KFC, но некоторым туристам казалось крайне странным, что китайцам тоже нравится фраппучино и острые крылышки. Хотя я с тем же успехом могла ездить на поездах с фермерами и даже с их скотом, все же предпочтение я отдавала новым поездам с мягкими матрасами. Мне нравилось ездить рядом с семьями, которые смотрят мыльные оперы на своих телефонах, и общаться со студентами на английском языке. Аутентичность Китая от этого нисколько не страдала – и в том и в другом случае можно было почерпнуть особенные, уникальные знания и услышать интересные истории от попутчиков. Но все же существовало постоянное стремление к самобытности – что бы это ни значило – и необходимость открыть для себя Китай из фильмов, где старики с усами как у сомов курили опиум в антикварных магазинах под аккомпанемент мандолин. Как и Марк, я в здравом уме не приехала бы в Шанхай, чтобы направиться прямиком в ирландский паб The Tipsy Fiddler, где можно выпить по пинте «Гиннесса» с Эриком и Андреасом из Осло, но при этом не считала осовременивание города преступлением. «Осовремененный» – слово, которое не нравится всем, кроме самих жителей этого города, для которых такая модернизация подразумевала новые рабочие места, процветание и большее душевное спокойствие. Конечно, мало кто рассказывал о ней по возвращении из поездки, но современная часть города являлась такой же ключевой составляющей, как и историческая, особенно с точки зрения осознания этапов эволюции самого города и его жителей.
Чжуцзяцзяо был построен на каналах, вытекающих из Янцзы. С одного берега на другой были переброшены деревянные мосты, под ними бесшумно скользили лодки, за которыми плыли ивовые прутья. Чжуцзяцзяо, чья история отсчитывается примерно с четырнадцатого века нашей эры, тогда служил торговым центром, но и по сей день здесь продавалась огромная масса различных безделушек – от палочек для еды с золотыми наконечниками до магнитов на холодильник с изображением покойного бен Ладена, от мохнаторуких крабов до вееров с цветочными узорами. Посетители быстро терялись в лабиринтах его переулков, где натыкались на женщин, продающих жареный тофу и дымящиеся горки барбекю из свинины – чар сиу, во время нарезки которого большим мясным ножом куски пропитанной медом свиной кожи отлетали на стены за прилавками. В зоомагазинах продавались пахнущие рыбой террапины – бугорчатые черепахи, ползающие друг по другу в ведрах, и хомяки, которые рылись в опилках, а в нескольких переулках отсюда ювелир разложил на продажу пресноводный жемчуг из ракушек; на нем еще даже не обсохла слизь. Внизу находилось место поклонения Майклу Джексону, где разместили две его фотографии 80-х годов, его серебряную перчатку в шелковой коробке и термос для кофе с надписью I Love MJ – все эти экспонаты охранялись двумя чучелами волков, взирающих на посетителей с оскаленными пастями. Пухлые собачки корги валялись на солнце, неспешно разгрызая обрывки свиных ушей, найденные в канаве, и периодически порыкивая на туристов. Пожилые женщины, одетые в конические соломенные шляпы и свободные укороченные брюки, передвигались мимо нас на велосипедах, на ручках которых, покачиваясь, висели продуктовые сумки. Чжуцзяцзяо был полной противоположностью технологичному центру Шанхая.
Несколько зигзагов по переулкам привели меня к тихой улице гостевых домов, увешанных клетками с разноцветными птицами, которые громко чирикали и били себя крыльями по бокам. Вглядываясь в пару открытых ставней, я увидела очень старого мужчину, одетого в бейсбольную кепку, за готовкой обеда. Он увидел, что я за ним подсматриваю, отложил миску с рисом и картофелем и с шарканьем подошел к окну. Кожа у него была тонкая, словно шелк, а во рту совсем не было зубов. Здесь по-прежнему сохранялись такие улицы, где вещи сушились на веревках во дворах и были припаркованы велосипеды, что придавало этому маленькому городку особую атмосферу. Если бы его сохранили исключительно как реликвию для туристов, этой атмосферы бы уже не было. И все же у меня возникло неловкое чувство, что все здесь устроено таким образом, чтобы вызывать непроизвольное чувство ностальгии. Город был популярен среди молодоженов, многие из которых позировали на его мостах и наслаждались этим островком древности в таком современном городе, как Шанхай. Я не удивилась бы, узнав, что каждый вечер после ухода последнего посетителя мосты демонтируются, из каналов сливается вода, а в диспетчерской отключают звук птиц, играющий с носителя.
После закупки блокнотов в бархатных обложках, палочек для еды и нарисованных вручную открыток мы сели в лодку и прокатились вдоль каналов города вместе с китайской парой средних лет. Стояла теплая погода, и макияж в белых тонах начал стекать по щекам и шее девушки. Обеспокоенная тем, что он тает на наших глазах, я с сочувствием смотрела, как она достала платок и начала промакивать им верхнюю губу. Обратив внимание, что я смотрю в ее сторону, она завела разговор и спросила, пробовали ли мы ферментированный тофу – фирменное блюдо, которое специфическим запахом напоминало тот, которым обладает грибок на ногах.
– Это блюдо очень популярно на юге. В провинции Гуандун его едят с луком и рисовым отваром.
– Это деликатес?
Она отрицательно помахала рукой и скривила губы:
– Вы слышали о «Трех Писках»?
– «Три Писка»? Нет, понятия не имею. Что это такое?
– Новорожденные мыши. Крошечные, совсем крошечные, – сказала она, складывая большой и указательный палец вместе.
Одна из моих бровей начала подниматься вверх:
– Они готовят новорожденных мышей?
Она засмеялась:
– Не готовят. Мыши живы. Первый писк раздается, когда вы берете их палочками для еды. Второй писк – когда окунаете в чили. Третий писк – когда кладете в рот.
