Камеры безопасности на улице щелкали и поворачивались, фиксируя, как шествует группа паломников, тряся молитвенными барабанами Мани – деревянными колесами, насаженными на штырь. Женщина, которая шла перед нами, была в красных кроссовках New Balance – таких же, какие Джем оставил в поезде. Марк прочел мои мысли.
– Всем приходится носить обувь. Что еще им надевать? Самодельные ботинки из дубленой кожи яка?
Я поняла, что, несмотря на собственный цвет кожи, у меня, кажется, начал развиваться комплекс «белого спасителя». Большинство монахов носили брендированные кроссовки и пользовались айфонами, но ведь и я носила и пользовалась. Что давало мне право, прогуливаясь в своих Adidas Superstars, сокрушаться, что они делают то же самое? Возможно, я была настолько же виновата, насколько и китайцы, желая, чтобы эти миниатюрные кукольные люди жили в прошлом, в каком-то колониальном стремлении сохранить самобытность, которой больше не существовало. Я бы и дальше размышляла об этом, но вдруг собака прыгнула с места, где спала, и набросилась на Марка, который склонился над парой ее подросших щенков. Ее зубы только слегка прокусили штаны из материала Gore-Tex, оставив на них крошечный след, но этого было достаточно, чтобы Марк провел остаток дня, убежденный, что заразился бешенством.
В это прекрасное утро молитвенные флаги неистово развевались на ветру, пока мы шли через главный рынок. Глянцевые окна мерцали среди светлых и шоколадных гор, возвышающихся над крышами домов. В центре площади находилась толпа торговцев, одетых в тюбетейки, костюмы в тонкую полоску и свитера под пиджаками, рядом с ними стояли корзины, наполненные тем, что выглядело как сушеные желтые перцы чили. Эти люди, потомки кашмирских мусульман, прибывших в XVII веке, в основном были мясниками, продававшими китайский гусеничный гриб – кордицепс – покупателям из Гуанчжоу. Джампа достал и сжал его между двумя пальцами и поднял вверх. Один его конец был коричневым стеблем, а на другом был гриб, который паразитировал на теле гусеницы. Они также известны под названием ярса гунбу, что переводится как «летняя трава, зимний червь». Гусеничные грибы собираются вручную кочевниками на самых плодородных высотах Тибетского нагорья и продаются по дешевке, чтобы быть перепроданными на китайском рынке по цене, превышающей стоимость их веса в золоте. Считается, что ярса гунбу помогает при всех видах заболеваний, начиная от сердечно-сосудистых и астмы и заканчивая ВИЧ и эректильной дисфункцией. Фунт отборных грибов может стоить до 30 000 фунтов стерлингов.
В силу ограниченных возможностей для трудоустройства этнических тибетцев эта прибыльная торговля привела к столкновению между жителями деревень, стремящихся максимально использовать свои ресурсы, а также между тибетцами и ханьскими браконьерами, которые, в свою очередь, желали избавиться от ненужных посредников. Процесс торгов включал ритуал как со стороны покупателя, который ворчал и ныл, насколько ужасны были образцы, так и со стороны продавца, который что-то кричал в ответ. Все это заканчивалось крайне ловким вручением денег. Это зрелище стало довольно забавным способом провести утро.
На остальной части рынка все было довольно стандартно: мясники продают нарезанное мясо яка фиолетового оттенка, развешанное на крюках, рядом лежит его голова, вызывающая жалость, покрытая мухами; зеленщики со свежими пучками; безработные мужчины в кожаных куртках; и ряд манекенов, похожих на Бригитту Нильсен, одному из которых пририсовали маленькую козью бородку. Обходя лужи грязной воды, я зашла за угол и наткнулась на прекрасный книжный магазин. Если где-то в новом городе мне и удавалось чувствовать себя как дома, то это в книжных магазинах. Конечно же, я не стала искать свою собственную книгу, ведь так не делает ни один писатель, а просто смотрела на обложки, как большой ребенок в магазине сладостей, задаваясь вопросом, какой мир для себя открыть. Магазин был освещен лампами с бумажными абажурами и мог похвастать огромным количеством путеводителей Lonely Planet, которые несколько молодых людей взяли с полок и читали, сидя у окна. По глупости я подошла к человеку за стойкой и спросила, есть ли у них экземпляр книги «Семь лет в Тибете» Генриха Харрера. Молодая женщина, находившаяся неподалеку, взглянула на нас и подошла.
– Этой книги здесь нет, – сказала она, поправляя свои огромные очки на носу. – Книга запрещена. Как бы это сказать… полиция, они не разрешают эту книгу. Они не одобряют.
Удивленная ее честностью, я поблагодарила ее и отошла. Я бродила по магазину около десяти минут, притворяясь, что смотрю на открытки, перед тем как подойти к женщине и спросить, не будет ли она против поговорить со мной несколько минут. Она согласилась пойти выпить в соседний бар, где подавали бельгийское пиво и спагетти. Двое студентов смотрели какое-то шоу на MacBook Air, когда мы уселись за столик, и женщина заказала чай со сливочным маслом бо-ча. «Люси» чувствовала себя безопаснее под псевдонимом, хотя она назвала мне свое тибетское имя и говорила, пожалуй, даже чересчур громко. Она родилась на севере Тибета двадцать пять лет назад и была наполовину тибетской и наполовину ханьской китаянкой, пояснив, что ее китайский дед приехал в 1959 году, чтобы «помочь тибетскому народу пойти в университеты». Я в лоб спросила ее о книжной цензуре.
– У них есть несколько книг на английском языке, но… как сказать… у них есть специальная компания, которая редактирует книги, они разрешают какие-то из них, а какие-то нет. Перед отъездом в другие страны они забирают книги, если им что-то непонятно или речь в книге идет о буддизме или далай-ламе.
– Вы верующая?
– Я буддистка, потому что я тибетка. Но только сердце может решить, верите вы или нет. Однако держать фотографии далай-ламы не разрешается. В домах у людей есть комната для молитв, там у нас есть фотография далай-ламы, но мы не можем показывать ее людям, особенно правительству. Я думаю, что старики до сих пор верят в далай-ламу, но сейчас большинство монахов очень молоды, поэтому правительство учит их не верить. – Она сделала глоток чая, на его поверхности блестели пятна сливочного масла.
– Как вы относитесь к монахам, которые сожгли себя в знак протеста, и ко всем полицейским в Лхасе? – спросила я.
– Последний такой случай был примерно в 2008-м, но большинство людей не знает, что тогда произошло. Известно, что правительство вывезло всех монахов в горы на месяц и не разрешило взять с собой еду. С 2008 года они везде поставили полицию, чтобы следить за всеми. Вначале люди говорили так: «Я живу здесь, я родился здесь, почему меня должны проверять?» Они проверяют документы на входе в храм. Вначале мы чувствовали себя очень некомфортно. Кажется, будто я плохой человек. Но я же не плохой человек, я это знаю, и через несколько лет все уже кажется нормальным. В целом в Лхасе очень безопасно жить. Особенно по ночам, если девушка идет по улицам в одиночку, – это очень безопасно.
Очки Люси снова соскользнули с носа, и она вернула их назад, заправляя волосы за уши.
– Вы испытываете трудности от того, что являетесь наполовину китаянкой?
– Сейчас все смешалось, все стало нормальным. У меня много друзей, которые наполовину китайцы и наполовину тибетцы. Тибетцы начинают учить китайский, когда они еще маленькие, в школе, поэтому никаких трудностей не возникает.
