– И как он отреагировал? – спросила Морган.
Кирк сжал губы и посмотрел ей в глаза.
– Скрестил руки на груди, заявил, что сам бы он сюда ни ногой. И что пускай я и заставил его прийти, разговаривать он со мной не собирается.
– Подростки часто бывают вспыльчивы, – заметила Морган.
– Но об уважении-то забывать не стоит! – воскликнул Кирк, гневно сверкнув глазами и звучно перебросив гаечный ключ из одной руки в другую.
Его нестерпимо злило неприятие Эвана.
– Я ведь просто хочу получше узнать собственного сына, только и всего! – добавил он.
– Стало быть, после той воскресной встречи вы его больше не видели?
Кирк кивнул.
– Он всегда держался со мной очень закрыто, поэтому я ничего не знаю толком о его жизни и понятия не имею, где его искать.
Кирк вновь повернулся к капоту.
– Я бы все отдал, лишь бы он нашелся, – сказал он.
– О, нисколько не сомневаюсь! – солгала Морган.
– Увы, помощник из меня никакой, – заметил Кирк, налегая на гаечный ключ. Морган пришла на ум навязчивая мысль о том, что этот тяжелый инструмент – по сути прекрасное оружие, которое можно легально возить в автомобиле даже бывшим заключенным. А Кирк продолжил возиться с двигателем.
От металлического скрежета у Морган по коже побежали мурашки.
– Спасибо, что согласились с нами побеседовать, – сказала она.
Кирк ответил ей взмахом ключа.
Морган с Лансом вернулись к джипу. Ланс сел за руль и захлопнул дверь, пожалуй, куда громче, чем следовало бы.
– Вот ведь гад самолюбивый! Неужели он и впрямь думает, что мы купимся на его слезливые россказни?
– По-моему, да, – сказала Морган и пристегнулась ремнем безопасности. – По словам Тины, он умеет очаровывать. Надзирателя вот он явно обворожил.
Ланс завел двигатель.
– А заметила, как он старается скрыть, что страшно зол на Тину?
– Конечно. А еще он ни разу не спросил, что мы предприняли, чтобы найти его сына. По сути, он думал и говорил только о себе.
– На самом деле ему плевать на Эвана, – с отвращением заметил Ланс, барабаня пальцами по рулю. – Сын у него далеко не на первом месте.
– Согласна, – сказала Морган. – Мерзкий тип, вот только этот вывод никак не поможет нам отыскать Эвана. Что скажешь о системе безопасности в общежитии?
– Меня она не впечатлила. Больно старенькая, – сказал Ланс, покосившись на зеркало заднего вида. – Я бы такую без труда обдурил. Никто бы и не заметил, что я ушел – или вернулся.
– В общем, бестолковый получился разговор. Ничего путного не узнали, – заключила Морган.
– Не соглашусь, – сказал Ланс. Джип съехал с обочины на дорогу. – Когда он повел нас на улицу, он не вставлял в замок ключ-карту.
Морган припомнила, как они выходили из общежития.
– А ведь точно! Дверь открылась сама, безо всяких карточек!
– Запирать людей в помещении без возможности выхода – это нарушение правил пожарной безопасности, – заметил Ланс. – Думаю, от постояльцев требуют, чтобы они проводили карточкой по датчику, но дверь можно открыть и без этого. А значит, алиби Кирка не так безупречно, как кажется шерифу. Кирк – парень находчивый. Уж он-то придумал бы способ сбежать из дома, я уверен.
– Но как же он пробрался обратно, если при открытии дверь так громко сигналит? – спросила Морган.
– Хороший вопрос, – отметил Ланс, покосившись на дом. – Может, он вообще не трогал дверь. Может, он вылез через окно. Некоторые из окон на втором этаже выходят прямиком на крышу первого. Если его сосед и впрямь работает в ночную смену, то Кирк той ночью был один. Насколько я успел заметить, окна в общежитии оснащены обычными магнитными датчиками. Главное назначение охранных систем – помешать злоумышленнику проникнуть в дом, а не сбежать из него. Сенсорные датчики расположены на внутренней стороне рамы, и их легко можно обмануть при помощи обычного магнита.
– Думаешь, Кирк перехитрил оконные датчики, сбежал из общежития, убил Пола и вернулся, и никто этого не заметил?
Ланс кивнул.
– Именно так.
– Тогда понятно, почему он не стал спрашивать, что мы предприняли, чтобы найти его сына. Возможно, он и сам знает, где прячется Эван.
– Может быть. В конце концов, он талантливый лжец.
Глава двадцать первая
Шарп подъехал к дому Оливии Крус и припарковался на обочине, рядом с ее машиной.
Он уже бывал в этом доме. Чудаковатое белое бунгало совершенно не вязалось с лощеным урбанизмом, который так любила Оливия, и все же этот домик был очень ей к лицу. Впрочем, Оливия Крус была полна противоречий.
Шарп знал о ней не так уж много. Он запретил себе наводить справки о ее прошлом. Ему хватало и нездорового – пожалуй, даже противоестественного – интереса, который она в нем пробуждала. Он был точно лев, в котором вспыхнуло влечение к тигрице. Такое бывает только в зоопарках, но на воле – никогда.
Его тянуло к ней, и это ему не нравилось.
Совсем не нравилось.
Как и то обстоятельство, что она увидит его в таком неприглядном виде. Опять. Как будто ее приезд в больницу на следующий же день после его операции недостаточно его унизил. Но так уж сложились обстоятельства. Глупо вот так сидеть у ее дома, ничего не предпринимая.
Он взял банку с органическим медом, которая стояла на консоли между передними сиденьями, и вышел из своей «Тойоты Приус». Было по-прежнему пасмурно, но лучи утреннего солнца уже пробивались сквозь тучи, поблескивая на солнечных батареях, вмонтированных в крышу. Шарп зашел в калитку, встроенную в забор-штакетник. По обе стороны от тропинки, выложенной кирпичом, вместо газона зеленели аккуратные грядки. Шарп уже не раз видел этот сад, ведь он чуть ли не каждый день проезжал мимо дома Оливии, но видеть пахучую зелень со стороны и ощутить ее аромат вблизи – совсем разные вещи. Он вдохнул полной грудью. Обоняние различило запахи базилика, розмарина и мяты. В маленьком каменном фонтанчике, работавшем на энергии солнца, звонко журчала вода. А вокруг него белели нарядные римские ромашки, так похожие на маргаритки. В уголке, у бочки для дождевой воды, цвел пышным цветом лавандовый куст.
Шарп подошел к двери и постучал. Из глубины дома послышались шаги, а потом все на мгновение затихло. Ему живо представилось, как Оливия остановилась у порога и заглянула в глазок. Дверь распахнулась.
– Линкольн! Рада вас видеть! – воскликнула она, и искренняя улыбка на ее губах согрела Шарпа.
Оливии было уже за сорок, но в уголках ее темно-карих глаз почти не было морщинок. На ней были застиранные джинсы и свободная майка, выставлявшая напоказ ее сильные, загорелые руки. Темно-каштановые волосы были собраны на затылке в длинный хвост.
